Тень Серебряной горы

И повернулся, и спросил у Ефимова, как его зовут. Ефимов сказал, что Герасим, воин капитана. А Шалауров, в свою очередь сказал, что он воин по имени Никита. Адъюнкт задумался, потом спросил, куда они едут. Они сказали, что в Нижнеколымскую крепость, так, они объяснили, называется капитаново стойбище.

– И там вы всех, кого туда привозите, убиваете? – спросил адъюнкт.

– Что ты такое говоришь?! – недовольно сказал капитан. – Где ты слыхал такое?

Но адъюнкт вместо ответа продолжил:

– Да, убиваете. Но называете это великой жертвой, которую вы приносите своим предкам. Вашим предкам это очень нравится. Так мне сказал Атч-ытагын. И ещё он говорил, что мы с ним братья и что вас надо убивать, как бешеных собак, потому что вы и есть бешеные собаки, а мы люди.

И он вдруг резко вскочил, и замахнулся горным молотком!

Но не успел ударить! Капитан оттолкнул его руку, а после навалился на него и стал вырывать у него молоток. На помощь ему кинулись Ефимов с Шалауровым. Втроём они быстро отобрали у него молоток, а самого его крепко прижали к земле. Адъюнкт тяжело дышал, пытался вырваться, но ничего у него не получалось. Тогда он опять стал говорить очень недобрым голосом:

– Вы собаки и дети собак, а мы люди. Мы храбрые и сильные, а вы лживые и подлые. Мы красивые, а вы уроды.

– Уроды? – удивился Шалауров. – Но тогда и ты тоже урод. Ты ведь такой же как и мы! Смотри!

И он полез за пазуху, достал оттуда зеркальце и ткнул его почти в самые глаза адъюнкту. Тот зажмурился. К ним подходили от других костров. Адъюнкт чуть приоткрыл глаза и затаился. Капитан, осмотревшись, сказал:

– Вот, братцы, посмотрите на него! Я его кормил, поил. А он сейчас чуть не убил меня вот этим! – и он показал на горный молоток. Все зашумели.

Адъюнкт лежал, злобно посверкивал глазами. А капитан уже спокойнее продолжил:

– Но я на него зла не держу. Он же раньше совсем ничего не помнил, был как бревно. А теперь он идёт на поправку, стал как собака. А скоро совсем поправится, станет человеком, начнёт соображать как все, опять станет адъюнктом, повезём его показывать в Санкт-Петербург, царице…

– Царица, это кто? – спросил адъюнкт.

– Это наша верховная владычица, – сказал капитан. – Она живёт в самом большом стойбище, оно в сто раз больше вашего. И ты раньше жил в том стойбище, там у тебя была своя яранга, ты был знаменитым шаманом, умел читать говорящие бумаги, у тебя было двадцать мешков серебра, а потом ты приехал сюда, хотел раскопать могилу великого зверя, но тут злые люди напали на тебя, связали и отвезли к себе, чтобы принести тебя в жертву.

И тут капитан замолчал.

– А дальше было что? – спросил адъюнкт.

– Ты должен сам это вспомнить, – сказал капитан. – Тогда ты опять вернёшься в то самое большое стойбище и опять будешь жить там, будешь читать говорящие бумаги, а ещё у тебе будет…

И тут капитан вновь замолчал.

– Что у меня будет? – спросил адъюнкт с нетерпением.

– Я же сказал, ты сам должен это вспомнить! – сказал капитан. – А пока отпустите его!

Шалауров и Ефимов перестали удерживать адъюнкта, и тот поднялся и сел. Потом он потянулся к горному молотку и посмотрел на капитана.

– Вспоминай, вспоминай! – сказал капитан. – Тебе есть чего вспомнить!

Адъюнкт взял молоток и отвернулся. Ну и чёрт с тобой, подумал капитан, убьёшь – пойдёшь под суд, потянулся и лёг поудобнее, и стал глубоко дышать, как будто уже спит. Но сам он не спал конечно же. Откуда бы там взялся сон?! Много у него было тогда мыслей, вот он лежал и раздумывал – долго, пока и в самом деле не заснул.

Утром они двинулись дальше. Опять капитан плыл на передней лодке, адъюнкт на второй. И опять они весь день и сами между собой ни о чём не разговаривали, и никого на реке не встречали и по берегам не видели. Грести по течению было легко, погода стояла ясная, все не забывали, что плывут домой, вот и было у всех на душе весело. Один только адъюнкт был очень зол на вид, сидел, насупившись, и по сторонам не смотрел. Но зато вечером, когда они причалили к берегу и начали готовиться к ночлегу, адъюнкт, никому ничего не объясняя, взял горный молоток, вышел из лагеря, поднялся на ближайший пригорок и стал похаживать туда-сюда, рассматривать валявшиеся там камни, отбивать от них куски, ещё раз, уже внимательнее, рассматривать их и складывать в мешочек у пояса. А, вот оно что, подумал капитан, опять у него полевая практика, отчёт господину Миллеру, но ничего адъюнкту не сказал. Также и далее, за ужином, капитан больше помалкивал. Зато Шалауров с жаром рассказывал про то, как он ездил в Архангельск по делам, какой это весёлый город, и так далее. Адъюнкт помалкивал и только иногда посверкивал глазами.

Потом капитан назначил караул, а всем остальным скомандовал отбой, они полегли и заснули. Один только капитан не спал, ворочался и думал, что, может, лучше было бы отнять у адъюнкта горный молоток, а то, думал, мало ли что тому вдруг сбрендит, ткнёт молотком по затылку – и не грусти, Степанида!