Тень шпионажа

Через десять дней после этого в «Ледра — палас» поселился капитан французской армии по имени Жако. Ефрейтор притащил за ним большой чемодан. Капитан был среднего роста, поджарый и довольно красивый, с черными, слегка тронутыми сединой волосами, которые от висков эффектно переходили в бакенбарды. На нем был щегольской мундир парашютно — десантных войск. Берет он лихо сдвинул набок. Грудь капитана украшала орденская лента, но самое главное, все это очень шло ему.

Жако казался слишком молодым для своего звания — видимо, его за что — то повысили досрочно. Надо думать, за храбрость, так как он вполне мог сойти за героя. Впрочем, я ни минуты не сомневался в том, что, заговори я с ним, он сразу начнет рассказывать удивительные истории о вьетнамских джунглях, о защите крепости Дьенбьенфу или о вертолетных десантах где — нибудь в прокаленных солнцем Атласских горах.

Мне этот красавчик бросился в глаза, потому что демонстративно обернулся и долго самодовольно осматривал Элен с ног до головы. Правда, вскоре я совершенно забыл об этом эпизоде, а имя ловеласа узнал немного позднее.

В это время, не то 13, не то 14 сентября, Уолпол обратился к нам с третьим, последним приглашением съездить на его раскоп.

— Бог троицу любит, мисс Ругон, — шутливо сказал он, когда мы, как обычно, обедали втроем. — Вам, лейтенант, рекомендую переодеться в штатское, хотя мы можем не бояться повторения несчастного происшествия: на всякий случай я вооружил моих рабочих гранатами со слезоточивым газом.

Элен так и прыснула. Несмотря на печальный опыт, мы еще раз приняли его предложение. Элен сделала это потому, что хотела убить скуку, а я потому, что не хотел отпускать ее одну с Уолполом. В те дни у нее было мало работы. Казалось, благодаря посредничеству австралийского премьер — министра Роберта Гордона Менциеса суэцкий конфликт удастся разрешить мирным путем. Менциес и Насер вели переговоры в Каире. Только там иностранные корреспонденты могли узнать что — нибудь новое, и Элен полагала, что вскоре редакция откомандирует ее в Египет — перспектива для меня весьма печальная.

В штабе контрразведки военно — воздушных сил я узнал, что прибыл ответ от лондонских экспертов. Специалисты считали, что кусок барельефа подлинный. Они сообщали, что речь идет о так называемом плоском рельефе из эпохи ранних греческих завоеваний. Предположительная дата его изготовления — VII век до нашей эры. Не отрицала экспертиза и того факта, что кусок найден на Кипре.

В понедельник, 17 сентября, мы после приятной одночасовой поездки достигли наконец холма, у подножия которого находился укрепленный брусьями, довольно глубокий раскоп. Уолпол тотчас спустился в него, приглашая нас самым сердечным тоном последовать его примеру. Оказавшись внизу, мы вздохнули свободнее: солнце стояло еще не очень высоко, и в раскопе было довольно прохладно. Уолпол показывал нам культурные слои, давал потрогать глиняные черепки, которыми был усеян раскоп; потом он долго распространялся о разнице между коринфскими и халкидскими вазами, о глазурованных и неглазурованных изделиях, о чернофигурных и краснофигурных вазах — короче, о том, что давно улетучилось из моей памяти. Он прямо — таки измучил нас, с гордостью повествуя о своем раскопе.

Наконец я указал на несколько черепков, до которых он дотрагивался с особой нежностью, и спросил:

— Мистер Уолпол, к какой эпохе они относятся?

После короткого раздумья он ответил:

— Если я не ошибаюсь в своих предположениях, мы имеем дело со средней фазой греческой колонизации. Вероятнее всего, они из седьмого столетия до нашей эры.

В то время как турецкие рабочие осторожно снимали новый слой земли, мы продолжали нашу прогулку вокруг вершины холма. Элен с вожделением смотрела вниз, на озеро, Уолпол же устремлял свои взоры на аэродром. Бинокль, как и в первый раз, висел у него на груди. Я видел, как он поднял бинокль, навел его, а затем удивленно воскликнул:

— Ах!.. — и опустил.

— Что там такое? — спросил я.

— Да ничего особенного, — ответил он. — Я имею в виду не аэродром, мистер Андерсон. На той стороне, на берегу озера, есть развалины римской крепости, видите? Там гнездо какой — то хищной птицы, возможно горного орла.

Слова эти были произнесены более оживленно, чем обычно, и в то же время каким — то сдавленным голосом, и у меня создалось впечатление, что он пытался обмануть меня. И хотя развалины крепости находились в том же направлении, что и аэродром, он, как мне показалось, держал бинокль немного выше, чем требовалось для того, чтобы разглядывать крепость. Гнездо хищника бросилось мне в глаза гораздо раньше, но вид его не таил в себе ничего удивительного.

— Разрешите? — попросил я, и он с готовностью передал мне бинокль.

То, что я увидел, заставило мое сердце забиться сильнее. На переднем плане, где пять недель назад стояли реактивные бомбардировщики «Канберра», теперь почти вплотную друг к другу выстроились машины типа «Хантер», а позади них две эскадрильи французских истребителей — бомбардировщиков типа «Барудер»!..