Тень скандала

Грейс поднялась по ступенькам, убедившись, что железные ворота действительно заперты. Вытоптанный мох, покрывавший плиты внутри, свидетельствовал о недавнем погребении. Взявшись одной рукой за чугунную решетку, Грейс нагнулась и прислонила свой венок к ворогам.

Она тщательно подбирала цветы: ярко-желтые розы в честь дружбы и пестрые соцветья репешка, обозначавшего благодарность. Возможно, она не любила мистера Холдинга в полном смысле этого слова, но недостаток любви с лихвой возмещался чувством благодарности. Он не только дал ей работу, но и вселил надежду. Он доверил ей двух самых милых детей, которых она когда-либо знала. И он дал ей величайшую из всех возможных оценку, попросив ее руки.

Да, она не любила его — и сегодня Грейс ощутила странную уверенность, что никогда бы не полюбила. Что делало его смерть еще более тягостной и невосполнимой.

Желтые и зеленые краски вдруг начали расплываться перед ее глазами, и одинокая слеза обожгла ее щеку. Грейс упала на колени на холодный камень и расплакалась, захлебываясь рыданиями. Она оплакивала несбывшиеся обещания и утраченные надежды. Детей, оставшихся без отца, и хорошего человека, жизнь которого безжалостно и хладнокровно оборвали намного раньше отведенного срока.

И тем не менее она не могла вспомнить лица Итана.

От этой мысли она расплакалась еще сильнее.

Грейс вернулась домой в середине дня, проделав последний отрезок пути по Оксфорд-стрит, где купила хлеб и свежие овощи, которые заказала кухарка. Свернув на Дьюк-стрит, она с удивлением увидела у кромки тротуара роскошную карету — покрытую черным лаком, с красно-золотым гербом на дверце, парой надменных лакеев, расположившихся на запятках, и чернобородым кучером, восседавшим на облучке. Рядом с этим великолепием ее обшарпанная коляска казалась еще более убогой.

Бросив на троицу беглый взгляд, Грейс поднялась на крыльцо и вошла в дом. В холле ее встретила Мириам, с круглыми как блюдца глазами.

— Я ничего не забыла, — сказала Грейс, сунув ей пакеты. — Даже купила любимый тетин салат…

— Бог с ним, с салатом, мисс, — перебила ее горничная, понизив голос. — К вам джентльмен.

Грейс приглушенно выругалась, догадавшись, кому принадлежит великолепный экипаж, который она видела у входа. Маркиз Рутвен, надо полагать, никогда не ездил в наемных кебах.

Карточка, которую вручила ей Мириам, подтвердила ее подозрения.

Грейс положила ее на столик, стараясь не обращать внимания на охватившее ее волнение.

— Тетя дома?

— Она на собрании дамского общества, мисс, — сказала Мириам. — Но джентльмен хотел видеть вас — и вряд ли он пожелает ждать.

— Да уж! — сухо отозвалась Грейс. — Подай нам крепкого чая, Мириам, пока я переобуюсь.

Она поспешила вверх по лестнице, чтобы сменить пыльные уличные ботинки на туфли и привести в порядок прическу. А заодно припудрила красноватые круги вокруг глаз. Она не нуждается ни в чьей жалости.

Не было нужды спрашивать, куда Мириам препроводила лорда Рутвена. Единственной комнатой, достойной столь блестящего посетителя, была гостиная, но даже и там ощущались следы запустения. Дверь была распахнута.

Грейс помедлила на пороге. Лорд Рутвен стоял спиной к ней, глядя в окно. Одной рукой он опирался на трость, другая лежала на бедре, приподняв полу черного фрака, так что виднелся серый шелковый жилет. Он являл собой образец мужской элегантности, и Грейс потребовалось мгновение, чтобы собраться с мыслями.

— Доброе утро, мадемуазель, — сказал он не оборачиваясь. — Надеюсь, я не доставил вам беспокойство своим визитом?

Грейс сухо кашлянула.

— Как вам это удается, милорд?

— Доставлять беспокойство? — Он повернулся к ней, выгнув бровь.

— Нет, производить впечатление, будто у вас глаза на затылке, — пояснила девушка. — Это действует на нервы.

Маркиз небрежно помахал рукой перед своим носом.

— Ваш аромат, мадемуазель, — промолвил он. — Его ни с чем не спутаешь.

— Я не пользуюсь духами.

— Именно поэтому он ваш, — улыбнулся Рутвен. — Вы позволите мне сесть?

— Mais oui.[12] — Грейс закрыла дверь и слегка улыбнулась. — Мне бы не хотелось задирать голову, глядя на вас.

Рутвен уселся на изящный стул, что при его росте и длине ног могло бы выглядеть довольно несуразно. Однако, как ни странно, он казался даже более опасным, чем обычно, словно сокол, восседающий на краю скалы, озирая окрестности в поисках добычи.

Внезапно Грейс вспомнила их первую встречу и его жесткое лицо, нависшее над ней, когда она пришла в себя в саду клуба. С еще затуманенным сознанием она приняла его за Люцифера — красивого, смуглого и демонического. Теперь она и вовсе не знала, что думать о нем.

— Мадемуазель Готье? — Его вкрадчивый голос вернул ее к реальности.

— Прошу прощения? — спохватилась Грейс, сообразив, что тупо глазеет на него.

— Я спросил, хорошо ли вы провели утро, — повторил маркиз.

— Merci, да… — Она замолкла. — Вообще-то нет. У меня было ужасное утро. Я ездила на кладбище.

— Одна?

— Да.

— Сожалею. — Он отвел глаза. — Никто не должен посещать подобные места в одиночестве.

— Такое впечатление, что вы судите по личному опыту, — заметила Грейс.