Тень скорби

— Листья в этом году рано желтеют. — И на секунду смолк, позволяя мысли дойти до сознания.

Шарлотта сказала:

— Насколько?..

— Цвета, все ярче. Так я различил листья. Светлое и темное в резком контрасте. Силуэты в движении все еще немного размыты. Но оно возвращается. Чудо. — Суровое, как у патриарха, лицо немного смягчилось. — Как говорится, увидеть — значит поверить.

В пасторате Эмили и Энн не ложились спать: ждали их. В прихожей папа отпустил локоть Шарлотты и шагнул вперед, предупреждающе подняв руки.

— Не говорите. Не говорите, девочки. Дайте, дайте посмотреть. Энн. Эмили. Да, да. Но вы выглядите усталыми, даже изнуренными. Что такое?

— Просто волновались за тебя, папа, но теперь, слава Богу, это закончилось, — сказала Энн.

— Гм. Где он?

— В Галифаксе, — ответила Эмили. — В последнее время он часто там бывает. Иногда он остается там на ночь у своего друга, мистера Лейланда. Присядь же, папа, ты, должно быть, устал.

— Все в порядке, Эмили, я теперь справляюсь без поводыря. Где он берет деньги?

— Я давала ему немного, — призналась Эмили. — Я знаю, что не следовало этого делать. Но это помогает избежать сцен, а в общем… нам их хватает. Кроме того, полагаю, он влезает в долги.

— Ясно. — Папа тяжело опустился на стул. Взгляд его покрасневших, бесчувственно плачущих глаз упал на посылку, которая стояла у стола. — Что это?

— Ах, ничего, — сказала Энн. — Просто кое-какие книги, которые мы посылали Элен Нюссей.

Эмили украдкой грустно кивнула Шарлотте. В этой посылке были их рукописи: блудные дети в очередной раз вернулись из большого города нищими и никому не нужными.

Утром папе стало настолько лучше, что настроение, учитывая его состояние, сделалось почти праздничным. Когда мистер Николс заглянул пораньше в пасторат, чтобы справиться о здоровье папы, тот заставил его позавтракать с семьей.

— Боюсь, мистер Николс, что, будучи поглощенным собственными тревогами, я не позаботился выразить вам благодарность за то, с какой готовностью вы несли большую часть нашего приходского бремени. Можете быть уверенным: как только мое зрение восстановится до степени, позволяющей читать, что, судя по ежедневному улучшению, должно произойти совсем скоро, вы получите заслуженный отпуск. Я знаю, что вы хотите навестить родственников в Ирландии. Шарлотта, подлей-ка еще чаю мистеру Николсу.

— Да, сударь. Однако же всему свое время. Давайте считать ваше полное выздоровление… основной задачей.

Конечно, нечестно было сравнивать его с Уильямом Уэйтманом: возможно, если бы Шарлотта не знала последнего, то не сочла бы манеры его преемника такими деревянными, а общество таким неуютным. Когда Шарлотта подавала мистеру Николсу чашку, пришлось переступить через какой-то тягостный момент нерешительности, от которого ей захотелось воскликнуть: «Что случилось? Вы не знаете, что такое чай? Или собираетесь уронить чашку на пол и устроить ей нравственный допрос? Что?..»

— Вы очень добры, мистер Николс. Для человека, приближающегося к седьмому десятку, — сказал папа, — возможность восстановить силы организма до уровня, на котором они были когда-то, сомнительна. Но воля — другое дело, и если пребудет со мной воля, я очень скоро вернусь к выполнению своих обязанностей.

— Спасибо, — сказал мистер Николс, благодаря Шарлотту за чай, который она вручила ему полминуты назад. Как будто эти слова требовалось взвесить. Шарлотта постаралась не раздражаться, да поздно.

— Каково это, папа, быть под ножом? — спросила Эмили, и у Шарлотты появилось ощущение, будто рядом раздался призрачный цокот тетушкиного языка.

— Ощущение едва ли указывало на нож, — сказал папа с характерной жилистой улыбкой. — Вся процедура в высшей степени интересна для любознательного ума. Сначала они капают на глаз белладонну, чтобы зрачок расширился до предела — мучительное ощущение, но короткое. Любопытно, вы не находите, что самый страшный яд используется в медицинских целях, а кроме того, носит имя, означающее «прекрасная леди»?.. В чем дело?

Шарлотта вскочила.

Брэнуэлл вернулся домой и, прежде чем она успела ему помещать, оказался в столовой.