Тень скорби

— Мистер Бронте обучает его широкому спектру дисциплин: он сыплет фактами из разнообразнейших сфер познания. Знаете, мне кажется, в этом и заключалась проблема Эдмунда — ему просто было скучно и нудно.

— Понимаю. Что ж, спасибо за очередной упрек. По всей вероятности, вы думаете, что мне приятен этот навязанный уклад: неспособность вести активный образ жизни, невозможность быть отцом, каким я хотел бы быть моему сыну…

Приступ кашля останавливает его.

— Вы не жалеете меня, мистер Робинсон. Я почти боюсь с вами разговаривать: я пытаюсь ободрить вас, отвлечь беседой, но единственной наградой мне служит ваше вечно дурное настроение.

Безусловно, Энн только выиграла, приведя в дом Брэнуэлла, который, похоже, и в самом деле творит чудеса со своим учеником. Энн, которой никогда не удавалось вложить в кудрявые головы барышень Робинсон больше половины какого-нибудь понятия, старается не завидовать успехам брата.

— Эдмунд декламировал мне сегодня, мистер Бронте, и декламировал очень хорошо. Хвалю вас, — говорит миссис Робинсон. — Нет, я не просила его об этом, что меня больше всего поразило, — он просто хотел, чтобы я послушала, потому что ему это нравится. Но полагаю, сударь, вы и сами неравнодушны к поэзии. Ах! Нет, просто узнаю родственную душу. Было время, когда я грезила, погружаясь в поэзию, часами напролет, забывая даже о еде и питье. Боюсь, однако, что жизнь сурово обходится с подобными склонностями.

— Сурово, сударыня? — Брэнуэлл мрачно улыбается. — Обычно она давит их грязными сапогами.

— Мистер Бронте, надеюсь, вы простите меня за упоминание об этом, но вы выглядите несколько удрученным. Очень надеюсь, что мистер Робинсон не был опять с вами строг.

— Нет, сударыня. А если бы и так, поверьте, мне хватило бы благоразумия не падать духом по этому поводу и сделать должную поправку на его недуг.

— Поправку, конечно, необходимо делать, хотя, признаться, это не всегда легко. И все-таки я воспользуюсь преимуществом женщины и буду настойчива. Скажите, с вами все хорошо? Ваши апартаменты в поселке, там уютно?

— Вполне уютно, благодарю вас, и очень тихо. Ну, разве только тишины чуть больше, чем хотелось бы. Если я иногда и страдаю от упадка духа, то лишь в том случае, когда остаюсь по вечерам один. Но это скоро проходит, стоит только подумать о возвращении сюда следующим утром.

— Знаете, мистер Бронте, я не вижу ни единой причины, по которой вы не могли бы приходить к нам по вечерам, en famille[82]. Господь свидетель, время для нас тоже часто тянется очень медленно, а мистер Робинсон вынужден отходить ко сну так рано… Вы, кажется, играете на фортепьяно? Да, я спрашивала вашу сестру, а может, она случайно упоминала об этом, не знаю…

Энн, конечно, тоже играет, но ей недостает манеры Брэнуэлла и… довольно. Отбрось зависть. Думай о хорошем. Ты чего-то достигла — ты нашла для Брэнуэлла место, где он как рыба в воде и где ценят его таланты. Не обращай внимания на голос, кричащий: «A как же я?» Учись пропускать его мимо ушей, как безжалостное тиканье часов.

— Гений. Прекрасно, мадемуазель Бронте, я вижу, это занимает вас больше всего. Давайте еще немного поговорим об этом. Учтите, мы будет спорить.

Шарлотта не возражает. Этот обмен, эти волшебные короткие часы общения с ним для нее как воздух; все остальное время она словно плавает под водой и только ждет, чтобы вынырнуть на поверхность и глотнуть этого воздуха.

— Я хочу сказать, что сила гения заключается в том факте, что она не ограничена. Ее не нужно планировать, взвешивать, пересматривать или подправлять. Она просто льется наружу — она ревет, как пожар, или несется вперед, как потоп…

— Ах, полно, вы должны пересмотреть свое мнение, мадемуазель Бронте. Вам не кажется, что оно слегка протухло? Ревущие пожары и несущиеся вперед потопы. Каждое церковное кладбище мрачно, и каждый воин отважен. Эта неопределенность и неточность как раз и стоит на пути ваших усилий писать энергично и свежо. И я говорю не только о наших с вами упражнениях. У вас есть амбиции, которые идут дальше, не так ли?

— Едва ли я смела лелеять их с тех пор, как мне сказали, что я… — Шарлотта смотрит вперед, потом отворачивается, чтобы собраться с духом, и отвечает, словно прыгает в пропасть: — Да, месье, есть… и я буду рада, если вы поможете мне попытаться их реализовать.

Ну вот, она удачно приземлилась. За спиной, на далеком берегу, мистер Саути пожимает плечами и улетучивается. Но папа все еще стоит там и качает головой. Она посмотрела в глаза месье Хегеру. Странно, как, находясь далеко, забываешь, какие они, забываешь об их богатой темноте и думаешь, что только голубые глаза могут смотреть так пронзительно. Мнение света.