Тень скорби

Что хуже — держаться за надежду или отбросить всякую надежду? Дерзнув почувствовать, что в последнее время он стал немного лучше — по меньшей мере капельку честнее и надежнее, — они обнаруживают на пороге пастората веселого судебного пристава. Немедленная уплата долга мистера Брэнуэлла Бронте или препровождение мистера Брэнуэлла Бронте в камеру должников Йоркской тюрьмы, чтобы подумать об этом.

Вместе они находят деньги. Когда пристав покидает их дом, Брэнуэлл спускается на первый этаж, нервно посмеиваясь и дуя на пальцы.

— Знаете, кредиторы Байрона были так настойчивы, что самый крупный из них прямо-таки жил у него дома, — чтобы быть абсолютно уверенным, что должник не улизнет. Они встречались за завтраком. Чудесная мысль, не правда ли?

Ты не Байрон. Но никто этого не говорит. Как будто они не хотят ворошить последние тленные останки иллюзии.

Так что хуже, в конце концов? Не получать никаких предложений о публикации трех романов или получить это скаредное, кривобокое, но хотя бы какое-то сообщение о желании публиковать?

— В конце концов, — говорит Энн, когда они кружат по комнате в летней ночной тиши, — мы заплатили деньги Айлотту и Джонсу и те поступили с нами честно.

— Но без выгоды, — замечает Шарлотта. — Вспомни про два экземпляра.

— Да, но то все-таки была поэзия. У романов гораздо более многочисленная читательская аудитория.

— Мы на это надеемся. И поэтому я сомневаюсь в мистере Ньюби. Не только потому, что он сомневается в «Учителе». Пятьдесят фунтов — это крупная сумма.

— Он говорит, что это необходимая страховка при теперешнем положении дел в торговле, — напоминает Энн. — И как только продажи книг покроют эту сумму, нам вернут первоначальный взнос плюс авторские гонорары. Выходит, это своего рода аванс.

— Но ведь это издатели должны предлагать нам его, а не наоборот.

— Однако не предлагают, — вздыхает Эмили. — И скольким мы уже писали? Даже не верится, что в Лондоне может быть столько издательств. Послушайте, мы заключим сделку с T. С. Ньюби, кем бы он ни был. При условии, что он согласится принять все три романа.

— Но ты не считаешь, что он… В общем, он пишет так, будто делает нам одолжение. Ты не думаешь, что «Грозовой перевал» заслуживает лучшего?

Эмили окидывает сестру подозрительным взглядом.

— Я думала, он тебе не нравится.

— Не знаю, как насчет нравится, — говорит Шарлотта, — но знаю, что ничего подобного написано еще не было.

— Что ж… — Эмили на миг прислушивается к себе. — Он уже вырос. Я не могу больше его нянчить. Настало время ему выйти в мир — и либо выжить, либо умереть.

— Энн?

— Я считаю, что условия вполне доступные, если не сказать щедрые. В конце концов, мы всего лишь безызвестные авторы.

Шарлотта кивает, берет сестер за руки.

— Хорошо. Продолжайте с мистером Ньюби без меня, ладно? Не думаю, что ему нужен мой «Учитель». Тем более что у меня просто какое-то упрямое отвращение к тому, чтобы снова расставаться с деньгами. Кроме того, осталось еще несколько издательств, в которых можно попытать счастья. Я, конечно, окажусь не права и, возможно, приползу назад на коленях, но уже будет слишком поздно. Я готова к этому.

Итак, неуклюжим, вызывающим недовольство шагом дела продвигались вперед: никто не собирался сходить с дороги — пока что, — но никто не был уверен в том, что дорога верная и что она не закончится в позорной канаве. Эллис и Эктон Беллы, соавторы томика стихотворений, два экземпляра которого удалось продать, заключают договор с T. С. Ньюби, издателем на Кавендиш-сквер, о публикации своих романов «Грозовой перевал» и «Агнес Грей» — частично за собственные деньги — и не получают вестей на этот счет, когда заканчивается оформление банковских счетов. Шарлотта вычеркивает последний адрес на своем упакованном и перевязанном «Учителе», втискивает над ним слова «Смит, Элдер и Ко, 65 Корнхилл, Лондон» и снова отправляет посылку на юг с чувством, которое можно назвать скорее угрюмым нежеланием сдаваться, чем надеждой. Любезный мистер Гринвуд нашел для нее справочную книгу о торговых фирмах Лондона, и «Смит, Элдер и Ко» оказывается не крупным издательским домом и даже не издательством, которое уделяет основное внимание беллетристике. В основном заметки путешественников.

Шарлотта пытается выбросить это из головы и сосредоточиться на завершении нового романа, но сквозняки сомнений все равно назойливо свистят рядом. Джен Эйр не ездит ни в какие путешествия. Джен Эйр для нее реальна, как дыхание, как боль и свет, который режет глаза и не дает спать, — но быть может, в конечном счете, она всего лишь, как Заморна, личная фантастическая прихоть, бесполезная для того, кто хочет договориться с миром.