— У меня такое чувство, будто я вас бросаю, — сказала Мария следующим утром.
— Глупости, — ответила Элизабет. — Ты уходишь, оставляя нас наслаждаться прелестями Коуэн-Бриджа. Мы будем думать о тебе. Всякий раз, когда кто-то из нас найдет в овсянке хрящ, мы обязательно вспомним о тебе.
Она бережно помогла Марии обуться.
Папа остановился на ночь в соседнем городке Киркби-Лонсдэйл и в школе появился вскоре после завтрака. Шарлотта внимательно наблюдала за его лицом, когда он только увидел Марию. Трудно было что-то на нем прочитать. Но речь папы стала еще более витиеватой и пространной, как бывало, когда он чувствовал себя не в своей тарелке.
— Дорогая, до меня дошли весьма тревожные новости о твоем здоровье, и твоя тетя Брэнуэлл, как ты, конечно, понимаешь, обеспокоена не меньше моего. Она глубоко убеждена, что необходимого тебе восстановления энергии лучше всего добиться дома, под нашим присмотром. Мисс Эванс, поймите меня правильно, это вовсе не упрек заботам, которые ей оказывали здесь и которые, я уверен, были самыми добросовестными. И я рад видеть, мои милые, что вы процветаете. Надеюсь, вы были утешением для сестры в час ее недуга; если хотите и впредь радовать ее, нет лучшего пути, чем оставаться усердными, прилежными школьницами, о чем Марии будет очень приятно думать, набираясь сил дома…
Итак, вперед к внешним воротам и ожидающей двуколке. Мария хранила молчание и в последние мгновения смогла лишь обозначить поцелуи на щеках каждой из сестер.
— Ну все, скоро увидимся, — слабым голосом произнесла она.
При этом она поморщилась, будто разочарованная собственной глупостью. На миг показалось, что Мария сердится на себя не меньше, чем на нее злилась мисс Эндрюс. Потом папа поднял ее на руки, чтобы усадить в двуколку. Когда собираешься поднять кувшин или чайник, думая, что он полный, а тот оказывается пустым, руки устремляются вверх с неожиданной легкостью. Так получилось и с Марией, когда папа поднял ее, — она взмыла вверх, начертив скудный узор из палочек-рук и палочек-ног в голом, едком февральском небе. Изумленные взгляды Марии и папы встретились, а потом они тихо и коротко засмеялись, как обычно смеются взрослые, спеша позабыть о чем-то неприятном.
Шарлотта сказала:
— Надеюсь, мисс Эндрюс не переключится теперь на тебя. Теперь, когда Марии здесь нет.
Проходила зарядка, и девочки слонялись взад-вперед по веранде, дрожа и кутая руки в передники.
— Сомневаюсь, — ответила Элизабет. — Я не такая умная, как она. Совсем не такая… Вот почему меня не учат всем этим изысканным вещам — рисованию, музыке и другому. Без этих знаний не обойтись, если хочешь работать гувернанткой.
— А меня учат изысканным вещам? — поинтересовалась Эмили. Она произнесла это прилагательное таким тоном, будто щедро брызнула водой.
— Да, Эм, учат. Я, наверное, буду ухаживать за папой и домом, когда вырасту.
— О, когда же это будет и буду ли я там вместе с тобой? — выкрикнула Эмили. Казалось, в каждом ее слове пульсировала неизбывная тоска по дому.
— Не знаю. Ну да, если захочешь. Это будет через несколько лет.
— А это долго? Где это?
— Не где, а когда, Эмили, — поправила Шарлотта.
— Покажи мне это когда. Покажи мне картину, — огрызнулась Эмили.
Элизабет прижала обеих поближе к себе.
— Что ж, вспомни, как мы ходим в церковь по воскресеньям. По дороге встречается перелаз, по которому мы карабкаемся, а потом начинается спуск, и с этого места можно разглядеть колокольню церкви. Вот где наше когда. На приличном расстоянии, но не так уж далеко.
Очень мало — всего несколько шагов — успевают они пройти по этой дороге времени, когда проносится известие.
Весна в Коуэн-Бридже: в ней столько первозданного, что любой странствующий поэт (путешествующий, скажем, по кендальской дороге к надежному вдохновению Озерного края[12]) ничего бы не потерял, если бы сделал тут остановку и подобрал кое-какой материал для своего творчества. Овцы, взбирающиеся по цветущим горным склонам, журчащий хрусталь ручьев, зеленая греза долины внизу: разворачивай пентаметр[13]. Пропусти, быть может, только четырехугольное здание, что сразу за мостом, или посвяти лишь одну строчку его суровым стенам, защите от ветров, свирепых и буйных.