Тень спрута

Поначалу чужой мир не слишком-то радовал глаз. Громада «Септа» подавила своим величием окрестную уличную жизнь, сведя ее к бесконечному потоку разноцветных машин да полосатым столбикам активной ограды, очерчивавших территорию отеля. Прохожие, попадавшиеся Калашникову навстречу, выглядели самыми обыкновенными гуманоидами, рекламные плакаты изображали вполне привычные предметы — звездолеты, емкости с какими-то жидкостями, аппетитные гамбургеры и полуголых красоток всех цветов и размеров. Калашников уже было заподозрил, что Бадарамхаз-Карамх вообще находится на Земле, как тут из-за поворота на него вылетело совершенно невозможное существо.

Калашников шарахнулся к виртуальному забору и втянул голову в плечи. Трехметровый богомол повернул в его сторону свою треугольную голову, сверкнул круглыми фасетчатыми глазами и задумчиво пожевал жвалами. Сейчас сожрет, даже с некоторым восторгом подумал Калашников, и вдруг осознал, что на богомоле надета длинная, отвисшая на животе тельняшка. Пониже тельняшки богомол носил красно-коричневую юбку, из которой торчали коленками назад мощные задние ноги, а в передних лапах держал наполовину растянутый баян, у которого на панели управления вместо кнопок имелись специальные зажимы как раз под богомольи пальцы.

— Руски?! – свиристнул богомол и вывел на баяне мелодию, которую Калашников с перепугу сразу же узнал: то были первые такты песни «Широка страна моя родная».

— Ага, — машинально кивнул Калашников.

— Выпьем?! – задал богомол второй вопрос, сопроводив его залихватским аккордом, который Калашников тоже знал, но название забыл.

Собрав в кулак всю волю специального агента ГРУ, Калашников отрицательно покачал головой.

— Мне нельзя, — жалобно объяснил он. — Я — Звездный Пророк!

— Ю-уу! — огорченно присвистнул богомол. — Не руски! Ю-уу…

И пошел себе дальше, тихонько наигрывая на баяне.

Калашникову понадобилось около минуты, чтобы прийти в себя. Отодвинувшись от уже начавшего многозначительно жужжать забора, он посмотрел богомолу вслед, качнул головой и снова шагнул на тротуар. Ладно, решил Калашников про себя; посмотрим, кто тут еще водится!

Не прошло и получаса, как Калашников убедился, что по обилию разномастной живности Хосоти не уступает привокзальной Москве. Сначала его спихнули с тротуара слоноподобные четвероногие, полностью поглощенные интеллектуальной беседой; какой-то прямоходящий муравей опрыскал Калашникова пахучей жидкостью, как потом выяснилось — с целью поприветствовать; уворачиваться от ударов там и сям мелькавших в воздухе крыльев Калашников научился в первые же минуты, и потом уже не обращал внимание на эту мелочь; но когда шедшая шеренгой по два группа закованных в темную броню роботов как по команде отдала ему честь — тут уж Калашников не выдержал и присел перевести дух в ближайшей автоматической закусочной.

Заказав тоник, Калашников расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и протянул ноги, наслаждаясь покоем и безопасностью. Бармен–робот — четверорукая улыбающаяся змея в соломенной шляпе — плеснул в стакан фиолетовой жидкости и по воздуху направил заказ в сторону Калашникова. Отхлебнув тоник, вкусный до умопомрачения и бодрящий до слез, Калашников подумал, что жизнь, в сущности, не так уж и плоха.

— Укуситься? — услышал Калашников тихий, свистящий шепот. Повернувшись на звук, он увидел перед собой большую сумчатую крысу с двумя парами передних лап; крыса скалила один зуб и заговорщицки подмигивала левым глазом. — Ты же гуманоид, да?

— Ну, гуманоид, — настороженно ответил Калашников. — А что значит «укуситься»?

— Кайф, — сказала крыса, ожесточенно подмигивая. — Смотри!

Молниеносным движением нижней передней лапы крыса извлекла из своей сумки толстого розового червяка и протянула Калашникову. Червяк повел головой, словно принюхиваясь, а потом раскрыл маленький круглый ротик и высунул оттуда острый черный язык.

— Ну и что? — спросил Калашников, недоумевая, откуда у червяка язык. Может быть, это и не червяк вовсе?!

— Ты что, новичок?! – опешила крыса. — Ладно, объясняю! Кайф, понял? Как от рипса пополам с водкой, только круче и без похмелья. Видишь, какой большой захал-гвирт? — крыса тряхнула червяком. — Натурально, без обмана!

Захал-гвирт, запросил Калашников у Сети. «Бадарамхазская пиявка, — ответила Сеть, — выделяет сильнодействующий наркотик, которым одурманивает своих жертв. В природе почти не встречается, разводится на подпольных фермах. Известно несколько искусственно выведенных пород, самые лучшие из которых обеспечивают до шестидесяти часов наркотического опьянения. Стоимость дозы — „укуса“ — колеблется от ста до трехсот миллэ, в зависимости от размеров и породы захал-гвирта».

— Ну, вижу, — пожал плечами Калашников. — Только я не кусаюсь!

— Дурак, — фыркнула крыса. — Первый укус — бесплатно!