Тень среди лета

За спиной у Амат незримо стояли и выжидали Ториш Вайт и его люди. А перед ней, прислонившись к стенам или рассевшись по столам и стульям, столпились охранники, шулеры и проститутки притона Ови Ниита. Амат поправила себя и невольно улыбнулась: ее притона. Мертвец тут уже ни при чем.

– Выходит, сделал, – произнесла она. – Если он тебе не сказал, значит, не так уж доверяет. Можешь сжечь бумажки и съесть пепел. Все равно это ничего не изменит.

Одноглазый повернулся к начальнику стражи с жестом-проклятьем. Начальник – темноглазый человек с жидкой, заплетенной в косицу бородкой – ответной позы не принял.

– Бумаги – фальшивка, – процедил одноглазый. – И вы это знаете. Если б Ниит-тя и захотел продать дело, то уж никак не утхайемской подстилке вроде нее.

– Я говорил с огнедержцем, который был свидетелем сделки, – сказал старшина.

– И кто же он? – спросил сухощавый старик. Один из игроков.

– Марат Голу. Огнедержец ткацкого квартала.

По комнате пробежал шепоток. Амат напряглась: эту подробность лучше было бы не разглашать. Старик оказался хитер.

– Боги! – возопил одноглазый. – Он?! Да у нас иные девки стоят дороже!

Амат приняла позу, требующую объяснений. Ее руки были тверды, как камень, голос – вкрадчив.

– Уж не намекаете ли вы, что представитель утхайема замешан в мошенничестве?

– Еще как намекаю! – взревел одноглазый. Старик поджал губы, но промолчал. – Бхадат Колл сменил Черного Ратви, и, раз Ниит-тя теперь мертв, все должно перейти ему!

– Ниит-тя не мертв, – поправила Амат. Заведение и все, кто к нему относится, были куплены и оплачены. Можешь сам почитать договоры. Если умеешь.

– Засунь их себе в дырку! – проорал одноглазый, брызгая слюной. Казалось, еще чуть-чуть, и его злоба выплеснется наружу. Амат потерла большой палец об указательный. Часть ее разума была объята паникой – бессознательным, животным страхом. Но этот же разум сделал ее распорядительницей Гальтского Дома.

– Господа стражники, – произнесла она. – Я освобождаю этого человека от дальнейшей службы в занимаемой должности. Будьте добры, проводите его на улицу.

Вышло так, как она рассчитывала: одноглазый заорал что-то нечленораздельное, выхватил из рукава нож и бросился на нее. Амат стоило больших трудов не отпрянуть, пока стража насаживала его на клинки.

Вслед за тем наступила полнейшая тишина. Амат оглядела обитателей дома – ее дома, – стараясь определить, что они чувствуют, о чем думают. Многие мужчины были подавлены: их жизнь рушилась на глазах. Женщины и мальчики смотрели смущенно, недоверчиво, где-то даже с надеждой. Двое сподручных Ториша-тя подобрали умирающего и выволокли наружу. Стражники вытерли кинжалы, а начальник, задумчиво пощипывая бороду, повернулся к остальным.

– Поясняю раз и навсегда: стража квартала признает подлинность договора. Дом переходит в законное владение Амат Кяан. Все, кто с этим согласен – за дальнейшими указаниями к ней. Несогласные будут иметь дело с нами. Ради спокойствия квартала.

Старик поежился и нахмурил брови. Его руки дернулись, но так и не сложились в позу.

– Не будем глупить, – добавил начальник стражи, не сводя с него глаз. Напряжение постепенно угасло. Все понимали, что договор с душком, как залежалое мясо. Но это уже не имело значения. Раз стража за Амат, значит, она честно украла свой кусок.

– На сегодня заведение закрыто, – объявила Амат. – Отныне Ториш-тя и его люди заведуют охраной. Все, у кого есть оружие, сдадут его здесь и сейчас. За утайку последует наказание. Того, кто захочет пустить ножи в ход, ослепят и вышвырнут на улицу. Запомните: теперь вы моя собственность до тех пор, пока не отработаете кабалу или пока я не решу вас отпустить. Стража останется до окончания обыска. Ториш-тя!

Несколько человек из-за ее спины вышли вперед. Начальник стражи встал рядом с Амат. От его доспехов попахивало.

– Поздравляю: вы расшевелили гадючье гнездо, – произнес он, глядя, как ее головорезы разоружают Ниитовых. – Уверены, что вам это нужно?

– Теперь оно мое. К худу или добру.

– Стража вас прикроет, хотя без особой радости. Вы, конечно, все устроили за пределами квартала, но некоторые и этого не одобрят. Знайте: ваши беды еще не закончились.

– Перемены всегда даются с трудом, – отозвалась Амат и приняла позу согласия так небрежно, что превратила ее в прощальную. Стражник покачал головой и отошел.

Обыск продолжался – комната за комнатой – с ловкостью, говорившей о большом опыте Ториша и его людей. Амат не спеша обходила владения, осматривая изношенные матрацы, кладовые, где все лежало как попало. Дом содержался не лучше, чем счета. «Впрочем, это исправимо, – говорила она себе. – Все можно изменить, все можно поправить. Ничто не избежит перемен».

От нахлынувшей печали у нее защипало глаза. Амат смахнула слезы. Некогда плакать. Вечно некогда. Всю жизнь.