Орай налил себе еще чая и подул на пиалу, чтобы остудить. Ота прикончил остатки риса и, откинувшись на спинку скамьи, обнаружил, что Орай задумчиво глядит на него. Ота принял вопросительную позу.
— Признаться, Итани, я не случайно тебя здесь встретил. Рыба — рыбой, но я тебя разыскивал. Я восемь лет работаю на Дом Сиянти и пять из них провел в пути. Думаю, это кое-чему меня научило. Смею сказать, в людях я разбираюсь неплохо. Скажем так: ты меня удивил. За эти несколько недель на корабле у меня была возможность к тебе присмотреться. Ты умный, хотя скрываешь это, увлеченный, хотя и не знаю, чем. И тебе нравится путешествовать. У тебя к этому талант.
— Вы так говорите только потому, что меня не тошнило на корабле, — отшутился Ота.
— Способность принимать пищу в первый день плавания — это дар. Не разбрасывайся им. Нет, я давно заметил в тебе задатки посыльного. Я сейчас в своем Доме на хорошем счету. Могу дать рекомендацию. Поначалу, конечно, тебе важную работу не доверят, но ездить будешь, как все, так что решайся. Жизнь непростая, зато интересная. Может быть, в этом твое призвание.
Ота склонил голову. Он был польщен и в то же время сконфужен. Орай прихлебывал чай, дожидаясь, пока Ота созреет для ответа. Ота принял позу, выражающую благодарность и отказ.
— Мое место в Сарайкете, — сказал он. — Я еще многого там не успел.
— Отработать по договору? Понимаю. Но ведь это не займет много времени.
— Не только. У меня там друзья.
— И девушка, — добавил Орай.
— Да. Лиат. Я… ей вряд ли понравится, если меня все время не будет рядом.
Орай ответил позой понимания, в которой таился незаданный вопрос. Чуть погодя он все же задал вопрос, но другой.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать.
— А ей?
— Семнадцать.
— И ты ее любишь, — закончил Орай. В его тоне слышалось едва скрытое разочарование. — Думаешь, что вы созданы друг для друга.
— Не знаю. Но должен узнать, верно?
Орай улыбнулся и жестом признал его правоту, потом задумчиво полез в рукав и выудил оттуда письмо, зашитое и скрепленное зеленым воском с узорчатой печатью.
— Понадеялся, что ты согласишься, — произнес посыльный, передавая письмо Оте. — Если вдруг случится, что эта чудесная девушка отпустит тебя на свободу, считай, мое предложение в силе.
Ота сунул письмо в рукав и изобразил признательность. Он внезапно почувствовал к Ораю такое глубокое доверие, которого нельзя было объяснить даже тесным корабельным знакомством. Быть может, подумал Ота, это море меня изменило.
— Орай, — сказал он, — ты когда-нибудь бывал влюблен?
— Да, — ответил тот. — И не раз. Иногда в очень славных женщин.
— А можно любить, если не доверяешь?
— Запросто. У меня есть сестра, которой бы я и двух медяков не одолжил, если бы надеялся получить их обратно. Когда любишь того, кому не доверяешь, главное — определить степень близости.
— Степень близости?
— Взять мою сестру. Мы любим друг друга на расстоянии, живя в разных городах. А посели нас в одном доме — вот тут начнутся сложности.
— А как быть с любимой? С подругой сердца?
Орай покачал головой.
— По моему опыту, можно спать с женщиной, не доверяя ей, или любить, не доверяя, но совмещать и то, и другое, и третье не получается.
Ота отхлебнул еле теплого чая. Мальчишеское лицо Орая с серебром в бороде посерьезнело. Двое из-за соседнего столика вышли, и от открытой двери потянуло холодом. Ота поежился, поставил зеленую пиалу на стол и сложил руки. Голова пухла, словно набитая ватой.
— До того, как уехать из Сарайкета, — медленно проговорил он, — я наговорил Лиат всякого. О своей семье.
— Не потому, что не доверяешь?
— Нет, потому, что люблю и думаю, что
Он поднял глаза и встретился взглядом с Ораем. Посыльный ответил позой участливого понимания. Ота выразил подчинение высшим силам — богам, судьбе, воле обстоятельств. Больше слов не нашлось. Орай поднялся.
— Письмо береги, — сказал он. — И что бы ни случилось, удачи тебе. Ты был славным попутчиком, а такие встречаются редко.
— Спасибо, — ответил Ота.
Посыльный запахнул плотней халат и вышел. Ота напоследок допил чай. Ялакетская гавань была широка и спокойна — место, где окончилось его первое морское путешествие. Обуреваемый сомнениями, Ота повернул на северо-запад и узкими сырыми улочками добрался до устья реки. В нескольких днях пути его ждало селение дая-кво.
— Это дерьмо! — выкрикнул одноглазый и швырнул бумаги на пол. В запале он покраснел, а шрамы, исполосовавшие щеки, наоборот, вспыхнули белизной. Амат чувствовала, что остальные в комнате согласны, но не сводила глаз с негласного поверенного Ови Ниита. — Он никогда бы этого не сделал!
Парадная половина веселого дома была битком набита людьми, но пришли они сюда не веселиться. Днем район пустовал. К тому же стража по ее просьбе закрыла заведение. Они до сих пор стояли рядом — хмурые гиганты, облаченные во все цвета крупнейших домов утех как знак того, что не принадлежат ни одному из них, но лишь кварталу целиком. Ни дать ни взять защитники порока.