– Год? Месяц? День? – Голос ее выдавал тщательно скрываемое волнение. Внезапно Ольгерд успокоился: если викторианская леди нервничает, значит, все не так страшно, как он тут себе навыдумывал.
– Успокойтесь, пожалуйста. Мы обязательно решим вашу проблему, в чем бы она ни была… – Маг потер большим пальцем экран смартфона – продемонстрировать отображаемую крупными символами дату и время. А также отвлечь неожиданную посетительницу, чтобы украдкой просканировать ее ауру.
Эффект был не тем, которого он ожидал.
Во-первых, посмотреть на девушку через Сумрак не вышло. Нет, все доступные Ольгерду слои оставались на своих местах, и секундный ледяной ветерок, протянувший вдоль спины, сменился уютным теплом привычности мироздания. Но еще через пару мгновений Иной осознал: слои слоями, а гостьи-то в них не видать!
Взгляд словно соскальзывал, сползал, проходил насквозь, не опознавая ни облика, ни ауры дамы. Моргнув и вернувшись к обычному зрению, маг убедился, что девушка ему не мерещится. А сумеречный взор снова давал какую-то невнятицу, спутанную, словно клубок…
Во-вторых, вид на дисплей почему-то крайне взволновал викторианскую леди. Она побледнела, прижала ладони к щекам, а потом ринулась вперед, как регбийный фланкер при виде открытой зоны.
И схватила телефон Ольгерда.
В этот момент произошло столько всего и сразу, что позже глава Дневного Дозора неоднократно пытался как-то восстановить в памяти не столько даже порядок, сколько перечень событий. Или вернее было бы назвать их «видениями»? Тут начинала буксовать не только память, но и присоединившийся к ней здравый смысл за компанию с воображением и критическим мышлением. Ощущение было весьма неуютным.
…Он так же сидел за столом, но стол был не его – да и вообще, скорее, это был столик из тех, что ставят в кафе. Вокруг играла приятная, ненавязчивая музыка и приятно, ненавязчиво пахло лавандой; всего в меру, всего достаточно. В руке был зажат револьвер с потертой рукоятью, со взведенным курком, с матовым барабаном и тяжелым стволом. Гостья, одетая в изящную блузку, расстегнутую ровно настолько, чтобы все еще считаться приличной, и легкую весеннюю юбку, выгодно дразнящую коленками, протягивала к нему руку. В глазах ее было недоумение: словно она хотела что-то сказать, словно она должна была что-то сказать, срочно, непременно, сейчас. Но не успевала…
…Он стоял над кроватью, которая выглядела так, словно видела императора Священной Римской империи Карла Четвертого живым и, что немаловероятно, в процессе отдачи супружеского долга. На кровати лежала гостья – лежала без сознания, одетая в одну только тонкую ночную рубашку. Рубашка на плече была темной от запекшейся крови, а чуть выше на бледной коже открывались две сизо-багровые раны. Лицо девушки было бледным и изможденным, похожим на лицо умершей, однако посеревшие губы и веки закрытых глаз подрагивали, словно там, по ту сторону сна, происходило что-то невероятное и жуткое. Он протягивал к ней руку, осторожно пытаясь ощупать, осмотреть, уловить и понять…
…Он снова сидел за столом, задумчиво роясь в одном из ящиков. Кажется, его целью были орехи: по крайней мере, когда он обнаружил их там, то испытал удовлетворение. Полная горсть лакомства поднялась к плечу, и выяснилось, что эту часть тела использует в роли насеста симпатичная, отдаленно схожая с совой птица, для которой орехи и предназначались. Напротив стояла гостья, одетая в причудливую смесь тоги, пончо и сари – надо отдать должное, весьма идущую к ее фигуре. На голове гостьи ловко и на удивление уместно сидел аккуратный тюрбан; попытавшись поправить волосы, он обнаружил, что тоже носит нечто подобное. А на столе перед ним лежала стопка табличек из непонятного материала, и, протягивая одну из них собеседнице, он заметил, как на поверхности будто сами собой возникают символы незнакомого алфавита…
…Он был небольшим, сделанным из металла и пластика, взволнованно дергающимся и издающим странный писк вперемешку с гуканьем и скрипом. Гостья, стоящая над ним, выглядела не менее нервно. Странная прическа, прикрывающая уши двумя сплюснутыми пучками волос, и глухое, почти под подбородок, белое платье с капюшоном выглядели чуждо в лаконичном, футуристическом антураже комнаты, но при этом акцентировали внимание на ее озабоченном лице. Гостья что-то объясняла ему, но он не придавал большого значения словам: модуль памяти пишет разговор, а анализ он проведет позже. Главное – то, что она протягивала ему. Вот это было крайне важным, это надо было забрать и сохранить…
Ольгерд ощущал себя так, словно единомоментно стал десятками, сотнями, тысячами совершенно разных людей и существ. Гораздо больше, чем могло вместить отчаянно цепляющееся за привычные представления о реальности сознание. Если бы он мог, он бы закричал, но кричать было некому и нечем. Вместо этого он одновременно сидел, стоял, бежал, стрелял, танцевал, пил, скорбел, умирал и рождался. И так или иначе во всех этих – вероятностях? временах? реальностях? – присутствовала его неожиданная гостья. Его леди. Его загадка.