Сначала с тебя сдергивают внешнюю оболочку. Она может еще функционировать: сердце качает кровь, мышцы сокращаются, синапсы мелко искрят. Но это уже не ты.
Потом на мелкие элементы разваливается пазл твоего разума. Мысли становятся отрывистыми, суматошными, утрачивают связность. Как домены ферромагнетика при температуре выше точки Кюри; не спрашивайте, откуда я это знаю. То, что остается, мечется, чувствует – это все еще ты.
А затем приходит великое ничто, которого на самом деле тоже нет. И ты погружаешься в него, от альфа до Аматерасу, от омега до ортогональности, вдоль, поперек и в совершенно непредставимых ранее измерениях. Остаточные волновые функции размываются прибоем белого шума, и ты наконец перестаешь быть собой.
Ты думаешь, это финал. Ты тоже ошибаешься.
– Знаешь, имеется в Приднестровье такой город, Дубоссары… – Виктор передернул плечами под курткой и выразительно огляделся вокруг. Вид с Коммунального моста открывался живописный – в любое другое время года или хотя бы суток. Сейчас где-то внизу задумчиво плескался Енисей, но из-за парапета, сменившего кованые перила, было видно только ночь и туман. Убрав смартфон, Ада поинтересовалась:
– К чему ведет эта аналогия?
– К тому, что я задубел и ужасно хочу… – Под конец фразы мужчина крепко стиснул зубы и втянул воздух. Его спутница изящно, на полсантиметра подняла бровь. Левую.
– Что тебя останавливает? – В голосе не оказалось ни грамма издевки, только вежливое сочувствие. Тот случай, когда придраться было не к чему и хотелось просто приложить подушкой, чтобы вразумить хитроумного насмешника и научить его не быть слишком хитроумным. Виктор дернул челюстью.
– Во-первых, не при дамах. Во-вторых, ты мой начальник.
– Я не начальник, – ровно уточнила Ада, заправляя короткую темную прядь за ухо. – Я просто старшая в группе. Мы напарники, помни об этом и не рой под собой землю. Серьезно, что тебе мешает? Кинь «сферу невнимания», попроси меня отойти, если смущаешься. Я не фарфоровая, не переломлюсь.
– Не фарфоровая, ага… – Кожа девушки выглядела молочной в свете фонарей, и Виктор улыбнулся. – Прости, но я иначе воспитан. Неудачная была шутка.
– Знаешь, если нам вдруг придется за кем-то бегать, а ты окажешься с полным мочевым пузырем и к тому же окоченевший, это плохо будет смотреться в рапорте о провале. – Ада шагнула вперед, приставив к уху ладонь. Кожа на черных, контрастирующих с алым полупальто перчатках скрипнула. Мужчина посерьезнел.
– Согласен. С другой стороны, если придется бегать – я перекинусь. А в рабочем облике меня эти проблемы не побеспокоят.
Естественное женское любопытство отразилось на лице напарницы, но озвучить себя не успело. Оба вдруг замерли, напрягая слух. Первым определился Виктор.
– Это с парковки. Ни фигашеньки себе! Вконец края потеряли, почти напротив отделения!
Ада молча устремилась по мосту. Дойдя до второго балкончика, она посмотрела вниз и слегка скривилась – рделый шрам губ на алебастровой маске лица изогнулся. Напарник согласно кивнул.
– Да, в обход долго. Ну, держись.
Две фигурки – ярко-красная на руках у темно-серой – изящной параболой перелетели с моста на асфальт. Зрелище, достойное массовых репостов в случае попадания в сеть, вот только никто не снимал. Потому что никто ничего не видел.
Еще две фигурки плавно двигались посреди завитков тумана на пустой парковке. Откуда-то доносилась музыка – вполне реальная, не чародейская, хоть и чудесная.
– «Человек из ниоткуда», – перевела Ада и улыбнулась, кивнув на памятник Чехову. – Надо же.
– Скорее, не человек. Скорее, из
– О, ты читал Геймана? – Оба решительно направлялись к танцующим. Музыка не стихала, но и не усиливалась. Туман ритмично пульсировал вслед за ней.
– Планирую, – хмыкнув, мужчина подобрался. – Ну, ты старшая, тебе и
– Флаг?
– Фраг. Звездочка на фюзеляж. Зарубка на приклад.
– Поняла. – Ада обрубила поток метафор и сделала еще пару шагов. – Ночной Дозор. Выключить музыку и прекратить любую активность в Сумраке.
Танец остановился. На пришедших с уважительным, терпеливым любопытством смотрела пара влажных, выразительных темных глаз. Глаза обрамлялись тонким породистым лицом, украшенным элегантной бородкой и дорогой прической, сформированной в кажущемся беспорядке. Дополняли картину изящества и сдержанной роскоши твидовое пальто и нарочито потертые дизайнерские джинсы. Виктор аж крякнул от неприязни.
Вторая пара глаз упорно и беззаветно ловила взгляд первой. Девушка была такая худенькая и невесомая, с этими своими распущенными волосами цвета горького шоколада и огромными темно-зелеными глазищами, что Ада на ее фоне смотрелась вполне себе культуристкой. Как-то даже неудобно было ругаться при подобной фее. Но надо.