Ее modus operandi[31] был в некотором смысле синтетическим: включал в себя элементы как женского, так и мужского пути. Из первого был взят принцип реализации исключительно необходимого и максимально эффективного насилия – когда по-другому уже просто нельзя и даже, скорее, надо. Из второго – вдумчивый и рациональный подход вкупе с определенным удовольствием от процесса: «Зачем делать то, чем не можешь насладиться?» Получалось достаточно эффективно.
Вот и теперь, пока воронежские дозорные решали, как им не оказаться между Обвальщиком и Инквизицией, при этом максимально предотвратив побоище между тем и этими, она прежде всего вцепилась в Юлию.
– Что. Будет. В конце?
Произнесенная раздельно и негромко фраза возымела действие. Девушка выпала из ступора, с которым вперилась в дальние дома. Никлаус еще раз погладил ее по плечам и, кажется, начал молиться.
– Он убьет всех, – губы подрагивали, слова звучали невнятно. Вик, поговорив с оборотнем и явно впечатлившись, подошел и хмуро буркнул:
– Кажется, может. Видела шрам у волчары? Вам лучше уйти в дом. – Он аккуратно взял епископа за локоть. Тот вскинулся.
– Нет! – вдохнул, выдохнул и замялся. – Вы не поймете. Я, наверное, больше никогда не смогу войти в дверь. Это выше моих сил…
– Почему не пойму? Пойму, – кивнул перевертыш и попросил: – Ну, хотя бы за угол отойдите. А то ведь действительно всех… – Он вдруг поперхнулся, расширил ноздри и медленно уточнил: – Всех – это
– Это
– Птица, – синхронно произнесли Ада и Вик. Они обменялись взглядами, и мужчина продолжил: – Сон Тахина-Кана. Мой сон. Надо сказать Ольгерду…
Он не успел. Крики со стороны Ресслова усилились, и из-за угла дома справа выбежал человек.
На собственную фотографию Обвальщик был похож отдаленно – как и на видения Юлии. Вместо куртки и джинсов на нем был какой-то дурацкий оранжевый комбинезон – для заметности скорее всего. Волосы, не стянутые в хвост, растрепались и метались тревожной черной волной по ветру. Нож был один. Не тонкое хищное лезвие, а широкий шеф-нож – по-видимому, утянутый с чьей-то кухни по пути. Благо, кухонь в Праге хватало.
Увидев небольшую толпу, ждущую его на площади, он остановился. Но не как загнанный в угол зверь. Скорее, как хищник, прикидывающий, в каком порядке станет убивать забредших в его лес неосторожных гостей. Передернул плечами и устремился вперед – теперь не бегом, а шагом.
Ольгерд, Темный маг, которого назначили главным, а значит,
Вик уже перекинулся, вызвав ойканье Юлии, и отогнал ее с Никлаусом ближе к набережной – на манер пастушьей собаки, загоняющей овец. Потом покосился на Обвальщика, о чем-то еще раз коротко перерыкнул с Василием – и неспешной побежкой отправился заходить с фланга. Магичка вздохнула.
«Сколько раз тебе еще нужно будет оказаться на грани смерти? – спросила она себя, занимая место в выгнутом полумесяцем строю. – Сколько раз, пока ты не поймешь, что занимаешься не своим делом?» В ответ кто-то до дрожи в коленках знакомый ухмыльнулся у нее в голове. И поднял перед мысленным взором небольшой овальный кулон с выбитой на нем надписью: «Debes, ergo potes».
«Должен, значит, можешь».
Прикоснувшись к металлу через тонкую вязку водолазки, через кашемир пальто, через кожу перчаток, Ада крепко-крепко зажмурилась. А когда открыла глаза – Обвальщик уже стоял на площади. Смотрел на них на всех. И нехорошо улыбался.
– Что, Серые поняли, что не справятся? – Темные, почти черные глаза на бледном лице парня смотрелись жутко. Как две бездонные ямы, из которых действительно могло родиться что-то додревнее, хтоническое. – Позвонили за подмогой?
– Олег, – мягко позвал Ольгерд. – Пожалуйста. Давай поговорим.
– А мы говорим, – почти дружелюбно отозвался парень. – Пока еще.
Магичка глянула через Сумрак – и чуть не задохнулась от ужаса. Аура Обвальщика выглядела словно водоворот огня и, медленно, величаво выжигая первый слой, с каждым его словом набирала обороты и радиус. Снова вспомнилась другая площадь, другое пламя.
Которая могла треснуть при любом неосторожном движении.
– Пойми, мы на твоей стороне. – Темный был искренен. Ада, которой вспомнилась максима про «половину, четверть и ноль», не смогла бы сейчас ему не поверить. – Все, что произошло, оказалось одной большой ошибкой. А то, что мы узнали потом…
– Я тоже многое узнал потом. – Олег все еще пародировал светскую беседу. Но глаза его сузились, и он добавил: –