Тень твоей улыбки

– И что вы ему ответили? – быстро спросил Десмонд.

– Я задала встречный вопрос: почему он об этом спрашивает?

Десмонд одобрительно кивнул.

– Хороший ответ, и, пожалуйста, не смущайтесь, что пытались предостеречь Артура Сэлинга. Кто знает, возможно, передача его портфеля ценных бумаг еще не завершилась, так что ему повезет. Сегодня мы арестуем Грега Гэннона. Теперь, когда он подозревает, что мы за ним следим, он не станет заниматься инсайдерскими сделками.

– Вы сегодня арестуете Грега? – печально спросила Эстер.

– Да. Честно говоря, я не должен был вам это сообщать, но я хотел, чтобы вы знали, что деньги Артура Сэлинга пока, вероятно, целы.

– Я никому об этом не скажу, – пообещала Эстер. – Все это кажется совершенно невероятным. Питера Гэннона обвиняют в убийстве бывшей любовницы. Его ребенок в больнице, никому не нужный. А вот его бывшая жена просто сокровище. У Грега Гэннона была замечательная жена и двое прекрасных сыновей, а он бросил их ради такой охотницы за деньгами, как Памела. Теперь, из того, что вчера днем происходило в офисе, он догадался о ее связи на стороне. Вы думаете, Памела останется с ним, когда его арестуют? Да ни за что на свете!

Десмонд поднялся, чтобы уйти.

– К несчастью, в нашей работе мы постоянно встречаемся с такими вещами. Мы свяжемся с вами снова, миз Чемберс. Дружеское предостережение: не жалейте Гэннонов. Они сами виноваты в собственных бедах. И принесли много бед другим людям.

Только после ухода Десмонда Эстер сообразила, что надо было проверить, не ответила ли ей Диана Блаувелт, дизайнер, для которой она послала сообщение в Париж. Она набрала номер своего телефона в офисе, надеясь, что никто не прослушал ее автоответчик. Но если Блаувелт и оставила сообщение, оно было стерто.

«Надо разузнать, – подумала Эстер. – Адвокат Питера сказал, что это очень важно.

Она еще раньше записала парижский номер дизайнера в свою записную книжку. В Париже сейчас была половина шестого вечера, и она надеялась застать Диану.

Она услышала в трубке сонное «алло». «О, ради бога, – подумала Эстер, – только не надо практиковать на мне французский».

– Диана, – извиняющимся тоном сказала она, – простите, если разбудила вас, но мне очень важно с вами поговорить. Я посылала вам сообщение, но пока не получила ответа. Вы помните что-нибудь о том столе, в котором был ящик с двойным дном?

– О, это вы, Эстер. Не беспокойтесь, что меня разбудили. Я иду на ужин и решила перед этим полчасика поспать. Конечно, я помню этот письменный стол. Я звонила вчера, уже после вашего ухода из офиса, и сказала Грегу Гэннону, что купила два таких стола.

– Два? – воскликнула Эстер.

– Да, один для Питера и один для доктора Лэнгдона. Я так и не увиделась с Питером и не показала ему двойное дно большого ящика, но показывала его доктору Лэнгдону. Он велел отправить свой стол в кабинет, где принимает больных, а не в офис фонда.

– Вы уверены, Диана?

– Абсолютно. Я сказала Грегу Гэннону, что его жена может подтвердить мои слова. Когда я показывала доктору Лэнгдону тайник в столе, там была Памела.

Потрясенная Эстер осознала возможные последствия только что услышанного. Диана, на секунду замявшись, добавила:

– Эстер, из слов Грега я поняла, что вы уволились. Хочу вас спросить. Вам не кажется, что Памела Гэннон и доктор Лэнгдон много лет подряд обманывали Грега Гэннона?

73

Сьюзен никогда не была в квартире Питера. Теперь, входя в гостиную, она с интересом осматривалась по сторонам. С легкой улыбкой она сказала:

– Мне нравится, как ты здесь все устроил. У тебя всегда был хороший вкус.

– Какой бы хороший вкус у меня ни был, когда дело касается обустройства дома или всего остального, я обязан этому женщинам – моей матери и тебе. – Он глубоко вздохнул и сказал ей то, что занимало его мысли с того мига, когда он увидел снимок Салли. – Сьюзен, я знаю, что ты думаешь обо мне как об отце, но сейчас умоляю помочь мне в качестве моего адвоката. Мне нужна моя дочь. Конечно, я никогда ее не видел, но когда мы с ее матерью расстались, я дал Рене два миллиона долларов, чтобы она имела возможность обратиться к лучшим врачам во время беременности и потом уже не беспокоила меня. Мне сказали, что Салли собираются удочерить ответственные люди, и в то время это показалось мне разумным.

«Почему у меня хватило наглости решить, что Сьюзен поможет мне в этой ситуации?» – спрашивал себя Питер, пытаясь оправдать свое равнодушное отношение к ребенку. Тем не менее он настаивал на своем.

– Я бы продолжал материально поддерживать мою дочь. Ты знаешь, мы поссорились с Рене не из-за этого, а из-за того, что она могла навредить Грегу своей излишней осведомленностью.

Она спокойно смотрела на бывшего мужа.

– К чему ты клонишь, Питер?

– Мне нужна Салли. Я не убивал ее мать. Не могу примириться с мыслью, что ребенок окажется в приюте. Меня обвиняют в преступлении, но еще не вынесли приговор. Какое право имеют они говорить, что мне нельзя ее навещать?

– Питер, ты серьезно? Ты хочешь не только видеть Салли, но и оформить опеку над ней?

– Да.