Тень твоей улыбки

— Вот как мы это сделаем. У каждого из нас будет большой черный кейс. Встречаемся на парковке нашего любимого кафе в Квинсе. Паркуемся по соседству друг с другом и меняемся кейсами. Не успеем даже выпить по чашке кофе, хотя, насколько помню, кофе у них неплохой. Сойдет в качестве плана?

— Когда хотите встретиться?

— Дуг, у вас не очень-то радостный голос. А я хочу, чтобы вы были довольны. Чем скорей, тем лучше. Как насчет сегодня, около трех? В это время бывает спокойно, и к тому же босс из ночного клуба хочет, чтобы сегодня я пришел пораньше. Мы ожидаем некоторых известных людей, и я нужен ему, чтобы отгонять всяких придурков.

— Да, это вы можете. Ладно, сегодня в три часа на парковке у кафе.

Дуглас Лэнгдон больше не пытался изменить голос. Если Сэмми Барбер возьмет деньги и не выполнит работу, он ничего не сможет с этим поделать. Единственным выходом будет, мрачно сказал он себе, найти кого-то, кто позаботится о Сэмми. Но если уж такое случится, надо будет постараться, чтобы невозможно было связать смерть Сэмми с ним.

«Все же есть надежда, что, получив деньги, он выполнит задание», — думал Лэнгдон, сидя в своем кабинете в ожидании Роберты Уотерс, первой пациентки. Эта особа хронически опаздывала. Не то чтобы его это беспокоило. Он всегда прекращал прием в то время, когда оканчивался ее час, даже если она пробыла на кушетке пятнадцать минут. Если она возмущалась, он спокойно объяснял: «Я не могу задержать прием следующего пациента. Это было бы несправедливо. Подумайте об этом. Одна из причин ваших натянутых отношений с мужем состоит в том, что он не переносит ваших постоянных опозданий».

Господи, как он устал от этой женщины!

Если честно, он устал от них всех. «Но будь осторожен, — предостерег он себя. — Ты становишься излишне придирчивым к Беатрис; надо сохранить ее расположение, в конце концов, она хорошая секретарша. И между прочим, ее очень заинтересовал визит Сэмми».

Зазвонил телефон. Через минуту Беатрис сообщила:

— Звонит доктор Хэдли, сэр.

— Спасибо, Беатрис. — Дуг заставил себя говорить ласково. Но когда послышался щелчок переключения линии, тон его изменился. — Вчера вечером я пытался тебе дозвониться. Почему ты не отвечал по сотовому?

— Потому что я был совершенно разбит, — ответил Клей дрожащим голосом. — Я врач. Я спасаю жизни людей. Одно дело — рассуждать об убийстве человека. И совсем другое — душить подушкой женщину, которая была моей пациенткой.

Не веря своим ушам, Дуг Лэнгдон безошибочно различил на другом конце провода звук рыданий. Если Беатрис немедленно не отключится, то услышит этот всплеск эмоций, с ужасом подумал он. Он хотел крикнуть Хэдли, чтобы тот заткнулся, но потом, проглотив комок в горле, спокойно произнес:

— Клей, возьми себя в руки. Оливии Морроу и так оставалось жить несколько дней. Ускорив неизбежное событие, ты спас себя от тюремного заключения на всю оставшуюся жизнь. Ты ведь говорил мне, что она собиралась рассказать Монике Фаррел об Алексе и состоянии семьи Гэннон?

— Дуг, когда я вернулся в квартиру Оливии вчера вечером, там была Моника Фаррел. Она сидела в спальне возле постели Оливии. Она врач. Она могла что-то заметить.

— Что именно?

Лэнгдон выжидал. Хэдли перестал рыдать, но, когда заговорил, в его голосе слышалась неуверенность.

— Не знаю. Наверное, я просто нервничаю. Извини. Со мной все будет в порядке.

— Клей, — начал Лэнгдон, стараясь говорить уверенно, — с тобой все должно быть в порядке — ради твоего и моего блага. Подумай о деньгах, которые лежат на твоем счету в швейцарском банке, и о той жизни, какую ты сможешь на них вести. Подумай также о том, что случится с тобой и со мной, если ты не будешь сохранять спокойствие.

— Я слышу тебя, слышу. Все будет хорошо. Обещаю.

Зазвонил другой телефон, и Лэнгдон услышал щелчок. Носовым платком он вытер пот со лба и ладоней.

Прозвучал вызов по интеркому.

— Доктор, пришла миссис Уотерс, — объявила Беатрис. — Она очень довольна, что сегодня опоздала всего на четыре минуты.

27

Эндрю и Сара Уинклер прожили всю свою совместную жизнь в комфортабельной квартире на углу Йорк-авеню и Семьдесят девятой улицы на Манхэттене, за квартал от Ист-Ривер. Эта бездетная пара никогда не стремилась переехать в пригород. «Бог меня простит, — говаривал Эндрю. — Когда я вижу ворох листьев, я хочу, чтобы их убирал кто-нибудь другой». Эндрю, бывший бухгалтер, и Сара, бывший библиотекарь, были совершенно довольны своей жизнью пенсионеров. Несколько вечеров в неделю они бывали в Центре Линкольна или посещали лекции на Девяносто второй улице. Раз в месяц баловали себя каким-нибудь бродвейским шоу.

Обязательным пунктом в их ежедневном расписании была прогулка после завтрака. Они никогда не нарушали этого правила, если только погода не была экстремальной. «Туман — это нормально, но не ливень, — объясняла Сара друзьям. — Холод — тоже хорошо, но не ниже минус десяти; тепло — нормально, но только если термометр не зашкаливает за тридцать. Мы не хотим превратиться в овощи, но и не хотим умереть от обморожения или теплового удара».