Тень убийства

– Разве во Франции не то же самое?

– Теоретически да. Но решение всецело зависит от присяжных, они абсолютно свободны в рамках закона, и судья не всегда предлагает им вынести обвинительный приговор… Знаете, как, по-моему, на дуэль смотрят во Франции? Она считается – и я с этим согласен – абсолютно честным, достойным, благородным делом, гораздо более здравым, чем бесконечная волокита судебных разбирательств и исцеление раненого сердца денежными бумажками.

Сэр Джон нетерпеливо махнул рукой.

– Да! – хмыкнул он. – Дуэли! Значит, истину устанавливает на дуэли тот спорщик, кто лучше стреляет из пистолета.

– Или, – добавил Банколен, – ее устанавливает в суде тот спорщик, кто лучше лжет. Условия одинаково честные.

– Тем не менее, это мелодраматично. И очень глупо, разве вы не видите? «Сэр, вы меня оскорбили, поэтому я вас убью».

– Тогда как нынче, – задумчиво проговорил Банколен, – попросту говорят: «Сэр, вы меня оскорбили, поэтому я очищу ваш бумажник». Я не уверен, какой способ лучше, но вполне очевидно, какой из них честнее… Во всяком случае, я старался высказать ваш собственный взгляд на предмет. В высшей степени невероятно, чтобы французский суд приговорил человека к пожизненному тюремному заключению за дуэль в пьяном виде, особенно если бы кто-нибудь встал и произнес цветистую речь про l'amour[16]. Я уверен, что аль-Мулька вообще не осудили бы за простое присутствие на дуэли. Нет. Аль-Мульк действовал сознательно, хитро, мстительно. Полагаю, он сам задумал дуэль, подстрекая пьяных соперников, сам оставаясь трезвым. Полагаю, он высказал предложение, предоставил оружие…

Инспектор Толбот нетерпеливо заерзал.

– Суть в том, сэр, – сказал он, – что вы все время знали об этом, не так ли? Вчера вечером знали.

– Вчера вечером – да, догадывался. Но хотел убедиться, что все эти события связаны… Позвольте мне закончить. Наконец, я вообще не считаю, что Кин застрелил де Лаватера.

– А! – пробормотал Толбот, кивая. – Да, я тоже об этом подумал.

– Я прибыл на место слишком поздно, ничего уже не мог сделать, – продолжал Банколен, – но все видел своими глазами. Пуля попала де Лаватеру в лоб точно между бровями, на лбу были следы пороха. Даже на пьяной дуэли с такого близкого расстояния не стреляют. Конечно, это послужило прекрасным свидетельством, что не было никакой дуэли и что Кин целенаправленно убил де Лаватера, приставив пистолет ко лбу. Я согласен, убийство целенаправленное, но не согласен с выбором убийцы. В данный момент не стану входить в объяснения. У меня нет доказательств. – Он помолчал. – Но я убежден, что аль-Мульк застрелил де Лаватера из пистолета Кина. И, джентльмены, Джек Кетч это знает.

За окном позади стола я видел холодные иглы дождя, прошивавшие лужи в сером дворе с закрытыми ставнями. Свет лампы на нашем столе ярко освещал напряженные лица сидевших вокруг него мужчин. Банколен откинулся на спинку стула, держа в пальцах незажженную сигарету. Толбот глотал остывший кофе.

– Значит, вы серьезно утверждаете, – сказал сэр Джон, помахивая ложечкой, – будто некий маньяк собирается отомстить за преступление десятилетней давности?

– Боюсь, что так. Причем это преступник высокого класса – безжалостный, проницательный, наивный, бесконечно терпеливый.

– Но почему он раньше этого не сделал? Десять лет…

– Ну, видимо, потому, что только недавно узнал, кто такой на самом деле Кин. Это ясно видно из его письма мадемуазель Лаверн. А как только узнал, стал без спешки готовиться к мести. С чрезвычайным старанием стремился к единственной безумной цели. Возможно, ушло несколько месяцев на тайное тщательное изготовление идеальной игрушечной виселицы. Возможно, пришлось научиться резьбе по дереву, любовно трудясь над зловещей визитной карточкой. Возможно, он месяцы, годы неустанно действовал своей жертве на нервы, пока аль-Мульк не начал шарахаться от собственной тени. Он осуществляет заранее разработанный план и еще не довел его до конца…

– Сегодня, – напомнил детектив, – исполняется десять лет с момента преступления.

– Вы хотите сказать, сэр, – вставил Толбот без всякого волнения, – что мистер аль-Мульк, может быть, еще жив?

– Вот именно! Разве это не явствует с ужасающей четкостью из логики Джека Кетча? Он почти год трудился, и все теперь неудержимо движется к апофеозу, к адскому увенчанию мести! И мы это знаем. Он дал нам понять. Спрятал свою жертву на улице, которую полиция не может найти.

Сэр Джон положил ложку, которой играл, высоко поднял тонкие темные брови над холодными глазами, раздул ноздри. Пробежался пальцами по серебристым волосам, словно собирал с них паутину.

– И вы верите всей этой чепухе, Толбот? – сдавленным тоном спросил он.