Тень Уробороса. Аутодафе

Впервые я видел сразу все тринадцать групп пси-агентов во главе со своим создателем. Фредерик Калиостро был по-английски спокоен, подтянут и элегантен. Но я точно знал, что происходит сейчас у него в душе. Может быть, у господина Калиостро не было желания, а может, не хватило сил закрыться от меня. Для всех остальных он был прежним железобетонным Фредом.

Его сын и не пытался скрыть свое горе. Он стоял рядом с приспущенными флагами Содружества и ВПРУ и на него невозможно было смотреть: Дик казался теперь старше своих лет, выглядел смертельно больным, а глаза его померкли навсегда. Отец изредка прикасался к его плечу, но Калиостро-младший этого не замечал.

И еще я впервые в жизни увидел плачущую Джоконду. Никакие уставы на свете уже не могли заставить ее спрятать истинные чувства. Трое подчиненных, Чез, Марчелло и Витторио, как-то неловко, словно извиняясь перед окружающими, пытались загородить ее собой, и хуже всего было Чезаре.

Рядом со мной тихо переговаривались рыжеволосая Полина Буш-Яновская, Фаина Паллада и Оскар Басманов. После смерти Феликса квадро-структура Фреда Калиостро осталась неполной.

— Несчастная семья, — сказала Полина. — Все погибли…

— Да, — вздохнул Басманов. — Из Лагранжей не осталось никого…

Тут вмешалась Фанни:

— Джоконда считает, что Луис — сын его покойного брата Доминика. Но Феликс так и не успел опознать погибшую…

— Мать Луиса? — переспросил Оскар.

— Да.

— Но как-то можно отыскать тех, кто ее опознает? — Полина понизила голос.

Фанни развела руками.

Потом, после панихиды, я видел, как Фанни подошла к Дику, молча обняла его и отвела в сторону; как они о чем-то разговаривали, а после вместе сели в подъехавший к ним автомобиль Калиостро-старшего. Это был последний раз, когда я видел их.

Мне очень захотелось проведать Эфия. Он пережил с нами войну, однако так и не понял ее смысла — если в войнах вообще есть смысл. Клеомедянин теперь проходил интенсивное обучение и был на седьмом небе от счастья. Он признавался, что и мечтать не смел среди своих сородичей о том, что будет жить в таком мире.

— Ты все еще кладешь книги под подушку?

Эфий стеснительно кивнул. Мы засмеялись. Он до сих пор верил, что если положить книгу на ночь под подушку, ее содержание через сон попадет прямо в голову и всё запомнится. Разубедить в этом его не смог даже Хаммон. Эфий уже знал, что так не будет, но все равно продолжал в том же духе. На всякий случай.

— Ты куда-то едешь, Кри, — (он называл меня Кри).

— Да. Еду.

— Это правильно. Одна места сидеть скучна. До встречи, Кри.

— Будь здоров.

— Буду. И ты будь. Злые духи нет.

— Нет.

Клеомедянин радостно засмеялся:

— Злые духи нет! Но коза, — добавил он, со значительностью воздевая палец, — коза всё равно поклонный зверь!

— Священное животное, — подсказал я, обнимая бывшего пастуха на прощание.

— Священное животное, да! Будь здоров! Злые духи нет!

Кивнув, я отступил за дверь. Если бы мне знать тогда!.. Но совершенно точно, что судьба есть судьба и сделанного не воротишь. Даже машина времени породила бы бесчисленное множество альтернативных реальностей, которые и без нее множатся каждое мгновение, с каждым поворотом головы или шагом любого из нас, жителей этой Вселенной. Однако я ничего не знал и не хотел знать о тех «я», поддавшихся соблазну и ушедших в параллельный мир вероятностей, снявших с себя всякую ответственность и молча возложивших ее на плечи какого-нибудь отряда, который в итоге отправили с Фараоном. Возможно, там, в альтернативном Нью-Йорке они, эти «я», счастливы и строят свою жизнь так, как считают нужным. Может быть, кто-то из них стал вместилищем для жалкой душонки Мора, Желтого Всадника из кошмаров наивного фаустянского монаха Зила Элинора. Мы сами ежесекундно творим свое завтра.

Я предупредил Тьера, что мне будет нужно отлучиться. Он не возражал. У нас в Лаборатории накопилось много работы, но он пошел мне навстречу.

Через полчаса я уже взял билет на самолет до Каира. Назначенный день вылета — 21 марта. То есть завтра.

Сумка быстро заполнилась самыми необходимыми вещами, но мне было надо еще кое-что, главное. Получить его я мог у единственного человека, и там же мне предстояло пройти через последнее, самое трудное прощание.

Такси привезло меня к гостинице.

— …Я так рада, господин Элинор!..

Последняя фраза наконец добралась до моего сознания. Я отстранился от Луиса и взглянул на «синта».

— Что, Нинель? Прости, я тебя прослушал.

— Я говорю, что госпожа Бароччи распорядилась оставить няней Луиса меня. Хотя ей предлагали на выбор самые лучшие модели специализированных роботов — из Инкубатора! Знаете, что она сказала? «Нинель прошла с нами всё, и я хочу, чтобы она оставалась у Луиса и дальше». Я так благодарна ей за доверие, господин Элинор! Ох! Вы вот только что слышали? Прямо сейчас? Луис сказал первое слово! Он смотрел на вас и сказал вам…

— Молчи, Нинель! — оборвал ее я. Мне было бы невыносимо услышать это еще раз, тем более в ее исполнении. — Я рад за тебя и согласен с госпожой Бароччи, но можно ли попросить тебя оставить нас с Луисом вдвоем?

— О, конечно!