Мистер Чарльз Блантвилл показался ей наиболее подходящим для этой миссии человеком, хотя ей и стоило немалых трудов убедить его. Несмотря на свою дурную репутацию, Блантвилл был рачительным хозяином, успешным в делах, и при этом сохранял добродушие и веселость, за что его любили дети, слуги и собаки.
Другая девочка, Оливия Тармонт, после череды трагедий в собственной семье осталась единственной наследницей поместья и состояния своей бабушки, но испытывала непомерный ужас при мысли о возвращении домой. Она избежала опасностей благодаря миссис Мидлхем, как называла себя в Кромберри мать Полин. С Полин Оливия не готова была расстаться и на полчаса, ведь у нее никогда не было подруги. И самым лучшим способом позабыть обо всех кошмарах, случившихся в ее жизни, был отъезд в пансион. Место, где бесконечные уроки и шумная компания других девочек быстро отвлекут ее от страхов и сожалений.
Чарльз Блантвилл исполнил все желания своей бывшей жены. Полин провела с умирающей матерью несколько остававшихся ей недель. В начале сентября миссис Мидлхем тихо скончалась в его доме, а три недели спустя безутешная Полин и впервые в жизни пытавшаяся стать чьей-то опорой Оливия уехали в пансион.
Миссис Лофтли часто говорила о девочках, бедняжках-сиротках, как она их называла, как и многие другие люди, горожане и сквайры из окрестных поместий, которые еще не насытились сплетнями о бедах Тармонтов и Блантвиллов. Но мало кто в Кромберри всерьез задумывался, что умершая женщина была не только матерью Полин и гувернанткой Оливии. Она доводилась матерью и Лоренсу Блантвиллу.
Сейчас Кэти внезапно поняла, что Лоренс тоже осиротел и должен бы тосковать и не появляться в обществе, соблюдая траур. Но ни старший, ни младший Блантвиллы не позволяли жалеть себя, не делали вид, что пережили трагедию. Лори, должно быть, плохо помнил свою мать, а его отец похоронил уже вторую жену и не собирался впадать в отчаяние из-за смерти первой.
Что должен был почувствовать ребенок, брошенный матерью в семилетнем возрасте, выросший без ее заботы и ласки, когда его мать внезапно возвратилась, больная, постаревшая, да еще и с другим ребенком, судьбой которого только и заняты теперь ее мысли?
Нашла ли миссис Мидлхем перед смертью хоть несколько слов для своего старшего и покинутого сына? Писала ли она ему когда-нибудь? Думала о том, кто рассказывает ему сказку на ночь и отгоняет злых фейри от его постели? Ни на один из этих вопросов не было ответов ни у кого, кроме самих Блантвиллов. Как видно, они, при всей своей внешней открытости, умели тщательно охранять семейные секреты. Как и многие в округе, надо заметить…
Впрочем, Лори уже взрослый мужчина и должен вести себя подобающим образом, даже если в его доме вместо одной непоседливой сестры оказалось сразу три в большей или меньшей степени своенравных девицы.
Судья Хоуксли сообщил миссис Дримлейн, а она уже поделилась с Кэтрин тем немногим, что постепенно стало известно всему Кромберри.
Дафна Блантвилл восприняла появление Полин и Оливии как дар небесный, у нее впервые появились подруги-ровесницы, хоть и уступавшие ей в живости, но в будущем обещавшие эту живость приобрести. Надо только подождать, пока они справятся с болью от утраты миссис Мидлхем и от всех других своих потерь.
Единственное, на что не была готова Даффи ради новых подруг, это поехать с девочками в пансион. Она уже однажды побывала там, и через шесть дней директриса попросила мистера Блантвилла забрать дочь и больше никогда не насылать проклятие в виде мисс Блантвилл ни на один другой пансион в стране. Разве только отправить ее на материк, кто же в здравом уме будет жалеть французов?
Лоренс продолжал болтать с присущей ему остроумной легкостью, и Кэтрин мало-помалу смогла расслабиться. Она чувствовала на себе недовольные и завистливые взгляды некоторых дам и девиц, считавших ее общество неподходящим для младшего Блантвилла. И мысль о том, что он ведь сидит тут, болтает с ней уже почти полчаса, была для Кэти удивительно приятной. Пусть завидуют! Это означает, что у нее есть что-то, чего нет у этих леди. Ее способность к живописи. И она охотно исполнит просьбу молодого Блантвилла, как бы она ни переживала, что замысел может не удаться.
Кэтрин улыбнулась и встала со своего сундука. Пора было заняться чашками, а о портрете мисс Блантвилл она подумает вечером, даже попробует набросать по памяти черты девочки, которую раза два или три видела в церкви и на улицах Кромберри.
Внезапные звуки отвлекли ее от приятных мыслей. Похоже, за стеной, в маленькой комнате, где миссис Роуленд готовилась к своему триумфу, кто-то ссорился. Повинуясь любопытству, Кэти отошла от столика с сервизом и приблизилась к стене. Голос миссис Роуленд она узнала тотчас же, хотя он и был искажен разделяющей комнаты стеной и в не меньшей степени одолевавшим эту почтенную даму гневом.
– Как вы смеете обращаться ко мне с подобным требованием? Клеветать на мою семью, жалкое вы отродье? Убирайтесь прочь, пока я не позвала констебля!