Аскар замахал руками, допивая свой чай, и дотянулся до гитары.
Он настроил гитару и сыграл Агату Кристи “Как на войне”.
Беру портвейн, иду домой, – усмехался он над моими словами.
У него был чистый бархатный голос, которым он владел словно одной из своих конечностей. Слушая его, хотелось и смеяться, и плакать. Настолько хорошо он управлял человеческими эмоциями. Аромат душистого чая увлекал меня за собой, погружая в воспоминания, и прохладный речной бриз остужал мою горящую кожу и вдыхал жизнь в мою молодую душу. Мы просидели до рассвета. Я уснул раньше Аскара, под его шуточную песню “Лимонная долина”. Она была про девушек внешне идеальных, но с плохими характерами. Кислые как лимон, как он выражался. Он любил рассказывать, как однажды оказался среди таких девушек, и ему пришла такая идея.
Скиталец, измученный жизнью,
Шел в поисках места своего,
И довела его фортуна,
До долины, где не было никого.
Ни души, кроме деревьев лимона,
Что не отличаются друг от друга ничем,
Он уставился на них восхищенно,
Но кислее ничего он в жизни не ел.
Дальше он пел о том, как разочаровался в них и убежал оттуда. Но примерно на этих строках я заснул.
Мы проснулись после обеда. Я спал крепко, и мне приснилась Лимонная долина, о чем мы изрядно посмеялись.
Неделю я провел у него. Мы работали на даче и сильно загорели, что кожа начала слезать со спины. По вечерам ходили купаться на речку, и поужинав, засыпали под открытым небом. Перед сном он играл на гитаре, а иногда я читал стихи Есенина. Я часто забываю детали событий тех времен, когда пытаюсь вспомнить, но первое что приходит мне в голову в такие моменты – это чувство беззаботности, которое охватывало меня. Теперь же, когда я уже прожил почти три десятилетия, оглянувшись назад я с уверенностью могу сказать, что это было самое лучшее лето в моей жизни.
На выходных брат пригласил меня погулять с ними. Как я позже узнал, Молли настояла на этом. Мне не хотелось отказывать. Впервые за долгое время я снова начал проводить время с братом, хоть и инициатором была его девушка. Я заранее приготовил пару дисков со своими любимыми песнями и хотел как можно скорее узнать, что о них думает Молли. Её мнение меня очень интересовало, и я не сомневался в том, что у нее хороший вкус. Еще захватил с собой ее книгу, чтобы вернуть. Как только солнце село, я услышал знакомый сигнал машины за окном.
На ней были платье до колен девственно белого цвета, кожаные браслеты на обеих руках и крошечные босоножки. Я вытащил из кармана “Триумфальную Арку” и вернул ей, поблагодарив.
Она взяла книгу. Открыла одну из страниц, прочла, посмотрела на меня и положила книгу в бардачок машины.
Мы ехали на том же фольксвагене. Дядя доверял брату, и никогда не спрашивал куда он собирается. Я спустил пассажирское окно. В сумерках, на востоке появлялись первые звезды. Вскоре они начали рассыпаться по небу, а на выезде из города вовсе засияли как у Ван Гога. Огоньки загадочно подмигивали из бескрайней таинственной высоты и не позволяли оторвать глаза от себя. Брат всю дорогу крутил “Coldplay” и мы вместе подпевали. Он спустил все окна в машине. В лицо ударил порыв прохладного ветра. Я ощутил себя свободным. Та полная, неотъемлемая, присущая человеку свобода, о которой писал Толстой, переполняла меня.
Она обернулась ко мне. Ее губы приглушенного цвета выдержанного вина раскинулись в улыбке.
Фонари менялись с невообразимой скоростью и создавали шоу из фейерверков. Попутный ветер не позволял мне вдохнуть воздуха, и заставил мой рот расплыться в широкой улыбке. Я закрыл глаза. Высунулся до пояса, и раскинул руки в небо. Молли сделала тоже самое.
Он был серьезен, но глаза его сияли радостью. Недолго думая, я выкрикнул:
Мы с Молли заговорщически посмотрели друг на друга. На ее лице скользнула хитрая ухмылка.
Мы приехали. Место располагалось на загородных холмах. Оттуда можно было увидеть весь город как на ладони.