Оба мужчины задыхались, их тяжёлое дыхание, отчаянные движения и потоки льющихся ругательств были единственными звуками, тревожащими тишину и безмолвие леса. Конан метнулся на врага, и они покатились по земле. Киммериец удерживал пикта и яростно пытался размозжить ему башку топором. В свою очередь пикт пытался заколоть Конана кинжалом, но не мог найти никаких уязвимых мест и прорех в его кольчуги, и одновременно будучи не в состоянии дотянуться вниз, чтобы добраться до ног противника. Конан вновь и вновь непрестанно лупил топором по голове пикта, превращая его правый глаз в почерневшее месиво. Когда пикт ошалел, Конан, уже не опасаясь удара кинжала в свою правую подмышку, смог нанести один сильный жестокий удар, раздавивший череп пикта, как тыкву.
Едва дикарь испустил дух, Конан поднял голову и вслушивался, внимая повисшей полной гробовой тишине. Если у поверженного не было никаких спутников-компаньонов, это можно считать за счастье и большую удачу, а значит, киммерийцу самому очень повезло. Однако то, что не слышно ни звука, нисколько не значило, что там — вблизи не было других укрывшихся пиктов, ведущих тайное наблюдение, или сбежавших.
Медленно стянув с себя тело мертвеца, Конан неторопливо приподнялся, принял напряжённое полусидячее на корточках подобное пригнувшемуся бегуну, готовящемуся рвануть вперёд, положение. И сидел так, уставившись во мрак, прислушиваясь к малейшему шороху. Через час киммериец тихо скрылся в лесу, производя меньше шума, чем лиса. Побежав, варвар смог бы возвратиться обратно в форт на рассвете. Однако сначала необходимо было запутать следы, и лишь потом набрать стремительный, упорный темп, поддерживаемый бесконечные мили. Его левую руку всё ещё сводило от оцепенения – результата полученных ран, но, к счастью, главная артерия не была перерезана. Однако сильное воспаление продлится ещё несколько дней и будет ныть и болеть. А затем вновь вернётся на след пиктов.
С восходом солнца Конан, появившись на поляне, достиг деревянного частокола ограждения и заметил, как лучники, стоящие поверху вдоль, высматривают в лесу пиктов. Завидев возникшего внизу и идущего по тропинке Конана, они удивлённо завопили.
— Полфунта свинины и яичницу из пяти яиц, — рявкнул Конан, когда врата распахнулись.
«Crawley»
Основание Ирема
Перевод с английского: Владимир Левченко
Внезапное появление в ночном сне Крома, повелевшего покинуть палатку и спящую рядом обнажённую рыжеволосую красотку, мгновенно сорвало с Конана налёт дремоты. Завернувшись в меховые шкуры, варвар вышел наружу, зная, что ночью даже в пустыне человек легко может замёрзнуть. Пред ним простиралась пустынная дикая местность, и киммериец не ведал, куда дальше идти, осознавая только то, что должен последовать за голосом Бога.
Достаточно быстро киммериец достиг входа в небольшое ущелье, услышав необычные дьявольские завывания, отражающиеся и разносимые эхом по каньону. Это не походило ни на плач человека, ни на лай, вой или рычание собак, а исходило из мрака, и поэтому варвар схватился за рукоять меча.
— Киммериец, они не причинят тебе вред!
«Это послышалось, или может это просто порывы воющего ветра, только что прошептали?».
— Убирайтесь все в пекло!
Прокатились раскаты многоголосого безумного хохота, а затем каньон ожил, пришёл в движение. Киммерийца окружили: он не мог двинуться дальше, заметив пред собой тень и горящие огнем глаза, наблюдавшие за ним. С края скал обрушились вниз обломки, упав буквально в нескольких дюймах от его ног, другие падающие камни заставили отпрянуть назад, отступая до тех пор, пока, споткнувшись о большой камень, киммериец не упал на колени.
— Вот так гораздо лучше! — Прозвучал хор дьявольских голосов.
Конан не двигался, ибо ощутил удушающий мрак, сжимающийся вокруг него, словно свора диких псов. Он подождёт, пока те покажут себя, прежде чем набросятся, в глубине души зная, что они не желают ему смерти, ибо могли напасть немедля.
— Покажись! — Потребовал варвар во мрак.