Тень в воде

«Ты еще слишком юн, Микке, сначала надо закончить учебу».

Вместо него отец взял с собой эту женщину. Свою новую женщину со странным именем Жюстина. Он взял ее с собой, в зеленый сумрак джунглей, оберегал ее и защищал, таков он был со всеми, кого любил. Поэтому она должна была остаться там, когда он пропал. Она не должна была возвращаться. Она совершила самое большое предательство на земле.

«Я никогда никого так не любила, как я любила твоего папу».

Он помнил слово в слово, и лицо ее помнил в ту минуту: слезы текли по щекам. Как она прижала его к себе, и кислый запах ее пота.

Никогда никого так не любила. Красивые, величественные слова. Как в песне. Он мог бы довольствоваться этим. Горевать и тосковать вместе с ней.

Но теперь в ее доме жил другой мужчина. Женщина в каменном доме предала его отца, и не один раз.

Глава 10

Тележка Ариадны, заполненная маленькими брусками мыла, бутылочками с шампунем, рулонами туалетной бумаги, чистящими средствами и стопками постельного белья, стояла у стены. Ханс-Петер чуть не упал, споткнувшись о гору грязных простыней на полу, и раздраженно ругнулся. Конечно, еще рано и постояльцев почти нет, но все же следовало перед уходом отправить белье в стиральную машину. Решится ли он сделать замечание, когда она вернется? Как она примет это, учитывая ее нынешнее состояние? Ханс-Петер вдруг понял, что совсем не знает Ариадну, несмотря на много лет работы бок о бок.

Прежде, когда она брала с собой дочь, это частенько раздражало его. Девочка лежала на кушетке в каморке портье и чавкала конфетами, оставляя повсюду липкие следы. Даже на его книгах. Но он молчал, понимая, что найти няню нелегко. Однако Ариадна явно считала, что брать с собой на работу ребенка позволено по умолчанию, и это его злило. Могла бы, по крайней мере, спросить.

Иногда Ханс-Петер пытался поболтать с девочкой, чтобы как-то сблизиться. Он плохо разбирался в детях. Та обращала к нему слепые глаза, но не отвечала. Жесткие, спутанные волосы на подушке. Ее звали Криста. Сколько же ей сейчас лет? Почти подросток?

Все номера располагались этажом выше. В два ряда: курильщики с окнами во двор, некурящие – на улицу Дроттнинггатан. Их разделял длинный коридор без окон, теперь перекрашенный в нежно-абрикосовый цвет. На уровне пояса стену украшал бордюр с узором из античных амфор. Ариадна просияла, увидев этот рисунок, взгляд ее устремился в невидимую даль. Узор повторялся и на каждой двери, где оливково-зеленые цифры номера были вписаны в светло-серое изображение амфоры.

Ханс-Петер ногой затолкал грязные простыни под тележку уборщицы. Дверь пятого номера была приоткрыта, оттуда неслась бодрая танцевальная музыка. Ариадна часто включала радио во время уборки, а иногда и подпевала. У нее был сильный, звучный альт. Но сегодня, видимо, не такой день. Не до песен ей сегодня.

Ханс-Петер распахнул дверь и заглянул внутрь. В туалете был включен свет, а мокрые следы на полу свидетельствовали о том, что постоялец не задернул как следует занавеску принимая душ.

– Ульф, – позвал Ханс-Петер, хоть и видел, что комната пуста.

Ответа не последовало.

Он повернулся и пошел прочь по толстому яично-белому ковру, который сегодня еще не пылесосили, это было очевидно. Ханс-Петер в очередной раз пожалел, что они не выбрали другую расцветку. Но их с Ульфом одурачил продавец в торговом центре Маркарбю, заявив, что именно это покрытие как нельзя лучше подходит для публичных мест.

– Мусор совсем незаметен, он словно сливается с ворсом, но вместе с тем его легко собрать любым приличным пылесосом. И как отсвечивает, посмотрите! Эксклюзивный ковер, рай для ног, – по-моему, можно позволить себе, раз уж вы затеяли большой ремонт!

Ариадна нередко возмущалась, орудуя пылесосом:

– Смотри, все нитки. Идут к ковру как электрические! – имея в виду, что статическое электричество притягивало к ковру мусор. Ханс-Петер видел, как она ползает по ковру, словно огромный младенец, и руками собирает нитки и волоски.

Однажды постоялец из восьмого номера уронил на тогда еще совсем новый ковер бокал красного вина, и, несмотря на усердные попытки оттереть пятно солью и денатуратом, избавиться от него не удалось. Ханс-Петер отчетливо видел пятно и сейчас и внезапно почувствовал прилив усталости.

Он позвал снова, на этот раз громче:

– Уффе, да где ты пропадаешь?

В конце коридора с щелчком открылась дверь десятого номера для некурящих. Шеф выглянул в коридор, из одежды на нем было только полотенце, повязанное вокруг бедер. Мокрые волосы торчали в разные стороны. Ханс-Петер никогда не видел шефа одетым во что-либо, кроме костюма или аккуратного блейзера с брюками, и сейчас понял, что глазеет на Ульфа самым беззастенчивым образом.

– Просто принял душ, – непривычно язвительным тоном пояснил тот и жестом пригласил войти. – Мозг закипает на такой жаре. Входи.