- Мне и в голову не приходило, что ты не знаешь как курить, — сказала она и засмеялась своим сухим, скрипучим смехом. Она сунула руку во внутренний карман юбки, вытащила оттуда сигару и прикурила ее. — На встрече спиритов мы курили такие же сигары. Спириты знают, что запах табака ублажает духов. — После небольшой паузы она вложила зажженную сигару в мои губы. — Попробуй покурить, — приказала она.
Я затянулась, глубоко вдохнув в себя. Крепкий дым вызвал кашель. г Не затягивайся, — сказала она с нетерпением. — Дай, я покажу тебе, как надо. — Она достала сигару и запыхтела ею, вдыхая и выдыхая, постепенно укорачивая затяжки. — Не надо курить легкими, кури свое» головой, — объясняла она. — Таким способом медиум вызывает духов. С сегодняшнего дня ты будешь вызывать духов на этом месте. И не рассказывай об этом никому, пока не сможешь сама проводить встречи спиритов.
- Но я не хочу вызывать духов, — весело запротестовала я. — Я хотела лишь присутствовать на одной из встреч и наблюдать за ее ходом.
Она посмотрела на меня с угрожающей решительностью.
- Ты медиум, а медиумы на встречах не наблюдают.
- Какой смысл во встречах? — спросила я, меняя тему.
- Смысл в том, чтобы задавать вопросы духам, — немедленно отозвалась она. — Некоторые духи дают прекрасные советы. Другие бывают очень злобными. — Она тихо засмеялась с легкой злостью. — Какой появится дух, зависит от состояния жизни медиума.
- И тогда медиумы оказываются во власти духов? — спросила я.
Она надолго замолчала, глядя на меня. Ее лицо не выдавало никаких чувств. Затем вызывающим тоном она сказала: «Их нет, когда ты сильна». Она продолжала пристально смотреть на меня лютым взглядом, затем закрыла глаза. Когда она открыла их снова, она были лишены какого-либо выражения.
- Помоги мне пройти в мою комнату, — прошептала она. Опираясь на мою голову, она выпрямилась. Ее рука скользнула ниже моего плеча, по рукаву, твердые пальцы обвились вокруг моего запястья словно обугленные корни.
Молча мы побрели по темному коридору, где деревянные скамьи и стулья, покрытые козлиными шкурами, выстроились у стены. Она переступила порог своей спальни; прежде чем закрыть дверь, она еще раз напомнила мне, что медиумы не должны рассказывать о своем мире.
- В тот миг, когда я увидела тебя на площади, я знала, что ты медиум и что ты придешь повидаться со мной, — утверждала она. Улыбка, смысл которой я не понимала, исказила ее лицо.
- Ты пришла, чтобы принести мне что-то из моего прошлого.
- Что?
- Я не вполне уверена. Воспоминания, наверное, — сказала она неопределенно. — Или, возможно, ты возвратишь мое старое везенье. — Она провела рукой по моей щеке и тихо закрыла дверь.
V
Убаюкиваемая мягким ветерком и смехом детей, резвящихся на улице, я продремала весь день в гамаке, натянутом между двух деревьев. Я даже перестала ощущать аромат стирального порошка, смешанного с едким запахом креозола, которым Канделярия натирала дважды в день полы, не считаясь с тем, грязные они или нет.
Я ожидала почти до шести часов. Затем, как это просила Мерседес Перальта, я подошла к ее спальне и постучала. Никто не отвечал. Я тихо вошла в комнату. Обычно в это время она заканчивала прием пациентов, которые приходили к ней лечиться. Она никогда не принимала более двух посетителей в день. В свои плохие дни, которые следовали довольно часто, она вообще не принимала никого. На этот раз я хотела прокатить ее на своем джипе и прогуляться с ней по окрестным холмам.
— Это ты, музия? — спросила донья Мерседес, вытягиваясь в своем низко подвешенном гамаке, закрепленном на металлических кольцах, вбитых в стены.
Я поздоровалась с ней и села на вторую кровать у окна. Она никогда не спала на ней. По ее словам, с этой кровати, несмотря на ее большие размеры, кто-то совершил фатальное падение. Ожидая, пока она встанет, я осматривала эту странно обставленную комнату, которая никогда не приводила меня в восторг. Вещи здесь были расставлены, по-видимому, с целеустремленным несоответствием. Два ночных столика, у изголовья и основания кровати, были завалены свечами и статуэтками святых и служили алтарями. Низкий деревянный платяной шкаф был выкрашен в голубой и розовый цвет. Он загораживал дверь, которая выходила на улицу. Я удивилась, что одежда доньи Мерседес — она никогда не носила ничего, кроме черного — висела повсюду: на крючках, на стене, за дверью, у изголовья и в ногах железной кровати, и даже на веревках, поддерживающих гамак. Хрустальная люстра, которая не работала, ненадежно болталась под потолком, сплетенным из тростника. Люстра была серой от пыли, и пауки оплели паутиной ее граненые призмы. На дверях висел отрывной календарь.
Скрестив пальцы на копне седых волос, Мерседес Перальта глубоко вздохнула и, спустив с гамака ноги, нашарила ими матерчатые сандалии. Она секунду посидела, затем подошла к раскрытому настежь окну, прищурилась, пока ее глаза не приспособились к вечерним лучам, осветившим ее комнату, и внимательно посмотрела на небо, словно ожидая от заходящего солнца какое-то послание.
- Мы пойдем на прогулку? — спросила я.