— Еще огня!
— Отправляйся в ад!
— Гори, ведьма!
Пламя уже бушевало. Лохмотья на ведьме начали дымиться. Ведьма почувствовала жжение. Едкий дым не давал дышать, крики оглушали. Она смотрела в толпу, но глаза слезились, и мешал дым, уже ничего нельзя было разглядеть. Она вдруг вспомнила лес и избушку возле оврага. Как звезды выглядывают ночью сквозь ветви деревьев. Лес. Кричит сова, где-то вдали слышен волчий вой. Стая выходит на охоту. Блестит в лунном свете река, со скрипом шелестит камыш. Раздаются всплески — это выпрыгивает из воды рыба, разливаются лягушачьи трели. Вот луна скрылась за темно-синюю тучу, и природа замирает во власти ночи. Вода в реке чернеет и в страхе хватается волнами за берег. Ведьма смеется. Она зачерпывает воды испачканным сажей котелком и возвращается в лес. Деревья спят, устало опустив листья. Вяло сереет тропинка — ей тоже хочется спать. Снова раздается волчий вой. Он тягуч и тосклив. В нем жалоба. Или разочарование? Ведьма идет ночной тропой. Воздух свежий, в нем уже накапливается утренняя роса и слышны лесные запахи. Но что это? Белые горошины притаились на красной шляпке и ждут. Ведьмин круг. Идите-ка сюда, голубчики. Ведьма довольна. Она слышит нудный комариный писк и хлопанье крыльев нетопыря. Лукавая луна выглядывает из-за тучи и тропинка светлеет. Деревья недовольно шевелятся во сне. Тропинка выбегает на поляну, и ведьма видит, как вспыхивают оранжевым светом глаза избушки. На поляну выходит волк. Увидев ведьму, он замирает и испытывающе смотрит на нее. В его зеленых глазах отражается свет луны. Уши напряженно топорщатся, а нос беспокойно шевелится. Ведьма останавливается, садится на землю, кладет рядом котелок и грибы. И ждет. Волк некоторое время стоит неподвижно, затем делает нерешительный шаг в сторону ведьмы. Осторожно подходит. Он немолод. Ему довелось повидать многое: и охотничий арбалет, и собачью свору, и сталь капкана — лапу пересекает кривой шрам. Он знает, что такое зимний мороз, и что такое боль от голода, он знает и тяжесть отчуждения от стаи. Волк, не спуская глаз с ведьмы, нюхает котелок, затем грибы. Грибы его не интересуют. Котелок пахнет вкусно. Волк проводит по шершавому железу языком, скребет землю лапой и садится, свернув хвост. Ведьма улыбается. У тебя смешные глаза, говорит она волку. Зеленые. Но ведь ты не ешь травы, ты ешь только мясо и кровь. Отчего твои глаза не красные? Волк не знает. Он только крутит головой. Ведьма смеется.
Молодой монах испуганно крестится — пламя уже начинает охватывать ведьму, а она смеется, прикрыв глаза. Вот уж бесовское отродье, и огонь ей не страшен! Толпа беснуется, пытается прорваться сквозь цепь гвардейцев к костру.
— Не горит, проклятая!
— Огня! Еще огня!
— Ничего, сейчас загорит…
— Козни Сатаны!
— Да никакие это не козни, просто дрова сырые.
— Я всегда это знал…
— Пустите, не видно же ничего!
— Еще огня! — Почему она молчит?
— Погодите, дайте костру разгореться!
— О, Господи!
— Гори, ведьма, гори!
— Да что же это?
— Огня!
— Не кричите так, я скоро оглохну.
— Скучная сегодня Церемония. Вот в прошлый раз…
— Я, так давно это знал…
— Огня! Огня!
Ведьма вздрогнула. Красное пламя больно схватило за ногу. Костер на секунду затих и вдруг обнял все тело ведьмы. Она закричала. Пламя разлилось по жилам, кровь закипела, сердце сдавили боль и страх. Протяжный стон вырвался из уст ведьмы, голова поникла и больше не пошевельнулась. Пламя бушевало. Потянуло горелым мясом. Лошади беспокойно зафыркали. Толпа удовлетворенно зашумела.
— Ага, припекло!
— Фу, ну и вонь! Чувствуете?
— Сгорела ведьма!
— Я бы на вашем месте не был так уверен. Вот и в прошлый раз…
— Гори, ведьма!
— Слава Святому Ордену!
— Да, святые отцы сегодня постарались.
— Если б не они, просто и не знаю, во что бы страна превратилась…
— Еще одной ведьмой меньше.
— Однако здесь становится душно. Пойти домой?
— Все! Сгорела! — Вот и в прошлый раз…
— Да, тяжелые нынче времена пошли. Что ни неделя, то костер. Да еще в торговый день!
— И не говорите! Народ, вместо того, чтобы на рынок сходить, на костры глазеть бегает.
— Зачем вообще все это нужно? Все эти костры? Ну, поймали ведьму, четвертовали тихонько, и — в землю!
— Тут я с вами не согласен. Только публичная казнь! Другой вот так посмотрит, посмотрит, да и задумается, прежде чем чернокнижием заниматься!