Я объявляю забастовку. И прошу всех выпускников Боевой школы, за исключением тех, кто служит СНЗ, к ней присоединиться. Не планируйте войну, не ведите войну, если только не хотите помочь Питеру Виггину уничтожить армии агрессоров. И я обращаюсь к обычным солдатам: не подчиняйтесь своим офицерам. Сдавайтесь при первой же возможности. Лишь ваша покорность делает войну возможной. Отвечайте за собственные поступки и присоединяйтесь к моей забастовке! Если вы сдадитесь войскам СНЗ, они приложат все усилия к тому, чтобы сохранить вам жизнь и при первой же возможности вернуть вас к своим семьям.
Еще раз прошу прощения у тех, кто погиб из-за составленных мной планов. Больше такого не повторится.
Видео закончилось. Питер снова подошел к микрофону:
– Свободный Народ Земли и наши союзники вступили в войну с агрессорами. Мы уже сообщили вам все, что можем сказать, не подвергая опасности идущие в настоящее время военные операции. Вопросов не будет.
Он вышел из зала.
Боб стоял среди маленьких кроваток на колесиках, в которых лежали пятеро его нормальных детей. Те, кого он никогда больше не увидит.
Мэйзер Рэкхем положил руку ему на плечо:
– Пора, Джулиан.
– Их целых пятеро, – проговорил Боб. – Как Петра с ними справится?
– Ей помогут, – ответил Рэкхем. – Вопрос в том, как справишься ты сам на курьерском корабле? У них будет над тобой перевес три к одному.
– Могу засвидетельствовать, что дети с моим генетическим дефектом становятся самодостаточными в весьма раннем возрасте, – успокоил Боб.
Он коснулся кроватки младенца по имени Эндрю. То же имя, что и у самого старшего из его братьев и сестер. Но этот Эндрю был нормальным, вполне обычных размеров для его возраста.
И – вторая Белла. У нее будет нормальная жизнь. Так же как у Рамона, Джулиана и Петры.
– Если эти пятеро нормальные, – спросил Боб у Рэкхема, – то девятый, скорее всего… дефективный?
– Если дефект передается с вероятностью пятьдесят процентов, а мы знаем, что у пятерых из девяти его нет, то вполне разумно предполагать, что у недостающего ребенка он проявится с большей вероятностью. Хотя, как скажет тебе любой специалист по теории вероятности, для каждого ребенка она составляет пятьдесят на пятьдесят и распределение синдрома среди других детей никак не влияет на результат для девятого.
– Возможно, будет лучше, если Петра никогда не найдет… последнего.
– Мне кажется, Боб, что девятого младенца вообще нет. Имплантация не всегда срабатывает. Вполне мог случиться выкидыш – что полностью объясняет отсутствие каких-либо данных, которые могла обнаружить программа.
– То есть смерть одного из моих детей должна меня утешить? Не знаю даже, радоваться или негодовать.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – поморщился Рэкхем.
Боб достал из кармана конверт и подложил его под Рамона:
– Скажите медсестрам, чтобы оставили конверт на месте, даже если малыш промочит его насквозь.
– Конечно, – кивнул Рэкхем. – И хоть, может, это и не самое главное, твою пенсию мы тоже инвестируем, как и пенсию Эндера. Под управлением той же программы.
– Не надо, – покачал головой Боб. – Отдайте ее всю Петре. Ей понадобятся деньги, чтобы растить пятерых детей. А может, когда-нибудь и шестерых.
– А когда найдут лекарство и ты вернешься домой? Что тогда?
Боб посмотрел на него как на сумасшедшего:
– Вы всерьез думаете, будто это случится?
– Если нет – зачем ты летишь?
– Потому что шанс все-таки есть. А если мы останемся, нас ждет неминуемая смерть – всех четверых. Если лекарство все-таки найдут и мы вернемся домой – тогда сможем поговорить о пенсии. А вообще – знаете что? После того как умрет Петра, после того как вырастут и умрут эти пятеро, начинайте выплачивать мою пенсию в фонд под управлением той инвестиционной программы.
– Ты вернешься раньше.
– Нет, – сказал Боб. – Нет… не так. Если пройдет десять лет – а вряд ли стоит надеяться, что лекарство появится раньше, – то, даже если вы его найдете, не зовите нас назад, пока… в общем, пока не будет точно известно, что Петра умрет до нашего возвращения. Понимаете? Потому что, если она снова выйдет замуж – а я бы этого хотел, – лучше, чтобы она больше никогда меня не видела. Не видела меня такого, какой я сейчас, парня, за которого она вышла замуж, – парня-великана. То, как мы сейчас поступаем, и без того жестоко. Я не намерен еще раз причинять ей боль перед смертью.
– Почему бы не предоставить ей решать самой?
– Это не ее выбор, – ответил Боб. – Как только мы улетим – для всех остальных мы умрем, уйдем навсегда. К прежней жизни ей уже не вернуться. Но я особо не беспокоюсь, Мэйзер. Никакого лекарства все равно нет.
– Ты точно это знаешь?