– Нет, он не был столь сентиментален, – ответила миссис Дельфики. – Но – да, он нам позвонил. И прислал нам любезные письма. Думаю, для Николая это был более тяжкий удар, чем для меня, поскольку он лучше знал Джулиана – по Боевой школе и все такое. Николай теперь женат, ты не знала? Так что, может, скоро у нас будет еще один внук. Хотя не сказала бы, что мы испытываем недостаток в малышах, – вы с Джулианом постарались на славу.
– Можно мне взглянуть на детей? Я буду вести себя очень тихо и не стану их будить.
– Мы разместили их в двух комнатах. Эндрю делит комнату с Беллой, поскольку он никогда не спит, зато она способна спать в любых условиях. Джулиан, Петра и Рамон – в другой комнате, им мешает яркий свет. Но если даже ты их разбудишь – никаких проблем. Во всех кроватках опущены борта, поскольку дети все равно из них вылезают.
– Они уже ходят?
– Бегают, лазают, постоянно откуда-то сваливаются. Им уже больше года, Петра! Они – нормальные дети!
Петра едва сдержала слезы – слова миссис Дельфики напомнили ей о других, не вполне нормальных детях. Но мать Боба вовсе не это имела в виду, и у Петры не было никаких причин упрекать ее за случайное замечание.
Значит, двое, носившие имена детей, о которых она горевала больше всего, жили в одной комнате. Набравшись смелости, Петра первым делом направилась туда.
Ничто в этих малышах не напоминало тех, кого она потеряла. Они основательно выросли и нисколько не походили на младенцев. И действительно – Эндрю лежал с открытыми глазами. Он повернулся и посмотрел на нее.
Мать улыбнулась малышу. Тот зажмурился, притворившись спящим.
«Что ж, – подумала Петра, – пусть сам решает, как ко мне относиться. Я не собираюсь требовать от них любви, когда они меня даже не знают».
Она подошла к кроватке Беллы. Девочка крепко спала, влажные черные кудряшки прилипли к голове. Генетическое наследие Дельфики оказалось весьма непростым. У Беллы отчетливо проявлялись африканские корни Боба, а Эндрю выглядел настоящим армянином.
Петра дотронулась до кудряшек. Девочка даже не пошевелилась. Щека ее была горячей и мокрой.
«Она моя», – подумала Петра.
Повернувшись, она увидела, что Эндрю сидит в кроватке, с серьезным видом глядя на нее.
– Привет, мама, – сказал он.
У нее перехватило дыхание.
– Как ты меня узнал?
– По фото, – ответил мальчик.
– Хочешь встать?
Он посмотрел на стоявшие на комоде часы:
– Еще не пора.
И это – нормальные дети?
Хотя откуда могла миссис Дельфики знать, что считать нормальным? Николая ведь тоже нельзя было назвать дураком.
Впрочем, большого ума от них пока никто и не ждал – оба были еще в подгузниках.
Петра подошла к Эндрю и протянула руку. «Кем я его считаю? – промелькнуло у нее в голове. – Песиком, которому дают руку понюхать?»
Эндрю на мгновение взял ее за пальцы, словно желая убедиться, что она настоящая:
– Привет, мама.
– Можно тебя поцеловать?
Он поднял личико и выпятил губы. Она наклонилась к нему и поцеловала.
Касание его рук, ощущение поцелуя, кудряшки на щеке Беллы… Чего она, собственно, ожидала? Чего боялась?
«Дура. Какая же я дура!»
Эндрю снова лег и закрыл глаза. Как и предупреждала миссис Дельфики, невозможно было поверить, что он спит. Из-под приоткрытых век виднелись белки.
– Я люблю тебя, – прошептала Петра.
– И я тебя люблю, – пробормотал Эндрю.
Петра с радостью поняла: кто-то столь часто повторял малышу эти слова, что он отвечал на них почти машинально.
Она пересекла коридор и прошла в другую комнату, где было намного темнее. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к полумраку и она смогла различить три кроватки.
Узнает ли она Рамона?
Слева от нее кто-то пошевелился. Движение застигло ее врасплох, но она была солдатом. В ту же секунду она присела, готовясь к прыжку.
– Это я, – прошептал Питер Виггин.
– Тебе не стоило приходить и…
Приложив палец к губам, он направился к самой дальней кроватке.
– Рамон, – прошептал он.
Петра подошла к кроватке и остановилась над ней. Питер наклонился и зашуршал какой-то бумагой.
– Что это? – шепотом спросила она.
Он пожал плечами.
Если он не знает – зачем ей показывает?
Петра вытащила бумагу из-под Рамона. Это оказался конверт, но почти пустой.
Питер мягко взял ее под локоть и вывел за дверь.
– В темноте все равно ничего не прочитать, – тихо сказал он уже в коридоре. – А когда Рамон проснется, он станет искать конверт и очень расстроится, если не найдет.
– Что там?
– Бумага Рамона, – ответил Питер. – Петра, Боб положил ее туда перед тем, как улететь. В смысле – не здесь, а в Роттердаме. Он сунул конверт под пеленку Рамона, когда тот спал в своей кроватке, рассчитывая, что ты его там найдешь. Так что конверт провел с Рамоном всю его жизнь, хотя малыш обмочил его всего два раза.
– От Боба? – Петра едва сдержала взрыв гнева. – Ты знал, что он написал мне, и…
Питер повел ее дальше по коридору в гостиную:
– Он не поручал передать письмо ни мне, ни кому-либо еще. Если, конечно, не считать Рамона. Боб вверил его попке малыша.
– Но заставлять меня ждать год, прежде чем…