Остальные охранники выхватили оружие. Иван выстрелил еще раз, но затем раздались выстрелы с другой стороны, уже без глушителей, и он упал. Пистолет не выскользнул из его руки – даже мертвый, Ланковский продолжал сжимать рукоять оружия.
А может, он еще жив? Возможно, он еще объяснит Алаю, как мог его так предать.
Халиф подошел к телу Ивана и пощупал пульс. Глаза были открыты, но Ланковский уже не дышал.
– Уходите, мой халиф! – крикнул Аламандар. – Могут быть и другие заговорщики!
Заговорщики. Никаких других заговорщиков быть не могло. Иван никому не доверял настолько, чтобы вступать с ними в заговор. Единственным, кому он доверял полностью, был…
«Я, – подумал Алай. – Иван – отличный стрелок. Даже на бегу, целясь в меня, он не мог случайно попасть в двух охранников».
– Что с моими охранниками? – спросил он. – С теми, в кого он стрелял?
Один из оставшихся охранников подбежал посмотреть.
– Оба мертвы, – доложил он.
Но Алай уже все понял. Иван не пытался его убить. Он явился с единственной целью – целью, которая была главной в его жизни в течение многих лет. Иван пришел защитить своего халифа.
Алай с кристальной ясностью осознал, что произошло. Ланковскому стало известно о заговоре против халифа, в котором участвовали настолько близкие к Алаю люди, что Иван никак не мог предостеречь его заранее, не рискуя предупредить кого-то из заговорщиков.
Присев, халиф одной рукой закрыл глаза Ивана, а другой вынул пистолет из его пальцев. Не сводя взгляда с лица соратника, Алай выстрелил в стоявшего над ним охранника, затем спокойно прицелился во второго, который отошел к убитым, и выстрелил еще раз. Халиф никогда не был таким хорошим стрелком, как Иван, и вряд ли смог бы попасть в цель на бегу. Но сидя на корточках – вполне.
Охранник, в которого он стрелял не глядя, корчился на асфальте. Алай снова выстрелил в него, затем повернулся к Аламандару, забиравшемуся назад в лимузин.
Халиф спустил курок. Тело свалилось в машину, и та с визгом сорвалась с места. Но дверца еще не закрылась, а Аламандар был не в том состоянии, чтобы ее захлопнуть. На какое-то мгновение водитель остался незащищенным тяжелой броней и пуленепробиваемым стеклом. Алай сделал еще три выстрела одним за другим, стараясь использовать возможность в полной мере.
И у него получилось. Машина не свернула, а врезалась в стену.
Халиф подбежал к все еще открытой задней дверце, где полулежал Аламандар, со стенаниями держась за грудь. Взгляд его был полон ярости и страха. Алай поднял пистолет Ивана.
– Ты не халиф! – выдохнул Аламандар. – Твоя индуска – куда больше халиф, чем ты, черный пес!
Алай выстрелил в голову, и тот замолчал. Водитель был без сознания, но Алай прикончил и его. Затем он направился к телам охранников, одетых в западные деловые костюмы. Одному из них Иван тоже попал в голову. Он был крупнее халифа, но его одежда должна подойти. Алай в мгновение ока сбросил с себя белый бурнус, под которым, как обычно, носил джинсы. Немного повозившись с трупом, он сумел стащить с мертвеца рубашку и пиджак, не оторвав ни одной пуговицы.
Забрав пистолеты у двух охранников, так и не успевших выстрелить, Алай сунул их в карманы пиджака. В Ивановом пистолете с глушителем наверняка почти закончились патроны, и халиф бросил его рядом с телом.
Где мог в Хайдарабаде спрятаться чернокожий? Практически любой узнал бы халифа в лицо, и каждый был в курсе, к какой расе он принадлежит. Также наверняка многие были осведомлены, что он не говорит на хинди. Он и на сотню метров не сумел бы отойти от Хайдарабада.
К тому же у него не было никаких шансов покинуть комплекс живым.
«Подожди. Подумай.
Нет, нужно убираться подальше от этой бойни.
Иван бежал со стороны припаркованных машин. Люди Аламандара наверняка очистили парковку от посторонних, – значит, Иван прятался в машине. Где она?
Ключи – в замке. Спасибо, Иван. Ты все спланировал, чтобы тебе не пришлось искать ключи, когда ты притащишь меня к себе в машину, чтобы увезти отсюда.
Куда ты собирался меня увезти, Иван? Кому ты доверял?»
В ушах Алая эхом отдавались последние слова Аламандара: «Твоя индуска – куда больше халиф, чем ты».
Он считал, что все ее ненавидят. Но теперь понял, что именно она была сторонницей войны. Экспансии. Возрождения великой империи.
Именно этого они хотели. А что касается всех его разговоров о мире, о консолидации, о реформировании ислама изнутри, прежде чем претендовать на остальной мир, о соперничестве с Питером Виггином с помощью тех же методов, предлагая другим нациям присоединиться к халифату, но не требуя от них становиться мусульманами или жить по законам шариата, – их выслушивали, с ними соглашались, но на самом деле ненавидели.
Они ненавидели его самого.
И когда наметился раскол между ним и Вирломи, они тут же им воспользовались.
Или… Вирломи сама за всем этим стояла?
Неужели она беременна его ребенком?