Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник)

– Разойтись! Общее построение и марш через полчаса.

И в следующую секунду все перемешалось. Топот, крики, – мы тут же узнали, что Наполеон еще вчера пересек границу, оттеснил прусскую армию и уже глубоко вклинился на нашу территорию со ста пятьюдесятью тысячами солдат к востоку от нас. Все поспешно разбежались по своим палаткам, чтобы успеть собрать вещи и поесть, и уже через час мы навсегда покинули Ат и Дендер. Причины для такой спешки были достаточно веские, потому что пруссаки ничего не сообщили Веллингтону, и несмотря на то, что, как только до него долетели первые известия о случившемся, он бросился из Брюсселя к ним на выручку, вряд ли ему хватило бы времени, чтобы успеть помочь нашим союзникам.

Утро было ярким и жарким, наша бригада маршировала по широкой бельгийской дороге, поднимая клубы пыли, и все мы с огромной благодарностью думали о том человеке, который додумался высадить по бокам дороги тополя, тень которых освежала нас лучше, чем вода. И с правой, и с левой стороны простирались поля, за ними шли другие дороги, одна поближе, а другая дальше, примерно в миле или даже больше от нас. По ближней дороге шла колонна пехотинцев, и мы устроили с ними настоящую гонку. Они так пылили, что нам было видно лишь стволы их ружей, да иногда через эту завесу проглядывали меховые киверы. Над всем этим возвышался их офицер, едущий верхом, и разноцветные, развевающиеся на ветру флаги. Это была одна из гвардейских бригад, но мы не могли понять, какая именно, потому что в этой кампании участвовало две бригады. Над дальней дорогой тоже клубилась пыль, но сквозь нее то и дело сверкали яркие вспышки, как от сотни нанизанных на нить серебряных бусин, и ветер доносил с той стороны такой грохот, такое бряцание и лязг, какого я никогда раньше и не слышал. Сам бы я ни за что не догадался, что это такое, но наши капралы и сержанты были опытными воинами, а рядом со мной как раз шел один из них с алебардой{66} на плече. Всю дорогу он поучал меня и давал советы.

– Это тяжелая кавалерия, – сказал он. – Видишь, двойной блеск? Это значит, что на них и каски, и кирасы{67}. Их называют Королевские драгуны, или Эннискилленцы, или Придворная гвардия. Слышишь, как гремят их доспехи? Но французские тяжелые кавалеристы нашим не чета. Во-первых, их в десять раз больше, а во-вторых, все они опытные воины. Стрелять по таким нужно или в лицо, или по лошади. Если такие пойдут на тебя, тут уж смотри в оба, а не то получишь в печень четырехфутовый меч, так что пикнуть не успеешь. Но что это? Слышишь? Старая музыка!

Пока он говорил, откуда-то издалека, с восточной стороны, донесся глухой и хриплый грохот канонады, похожий на рык какого-то кровожадного зверя – людоеда. И в ту же секунду сзади раздался крик: «Дорогу! Дорогу!», а потом: «Пропустить пушки!» Обернувшись, я увидел, что хвост колонны как бы раздвоился, люди бросились в разные стороны, уступая дорогу шести каурым лошадям, запряженным попарно, которые, таща за собой двенадцатифунтовую пушку, вклинились в образовавшуюся брешь. За ними шли еще и еще, всего я насчитал двадцать четыре упряжки, везущих пушки и подводы, на которых сидели люди в синих мундирах. Они с грохотом неслись по дороге, лязгали цепи, разносились страшные крики возниц, щелкающих кнутами; развевались гривы и хвосты лошадей, звенела сбруя. Потом раздался рев стоящих на обочине пехотинцев, который подхватили канониры, и я увидел надвигающееся на нас клубящееся серое облако, в котором мелькало бесчисленное множество гусарских киверов. Когда и оно скрылось впереди, мы снова сомкнулись, но грохот сделался еще более громким и грозным.

– Это были три батареи{68}, – сказал сержант. – Батарея Булла, батарея Веббера Смита и какая-то новая. А впереди есть еще – видишь, вот следы от девятифунтовки, эти же все были двенадцатифунтовыми. Если выбирать, под кого подставляться, лучше уж под двенадцатифунтовую, потому что девятифунтовая тебя перемалывает, а двенадцатифунтовая только рубит, как морковку. – И тут он принялся рассказывать о самых страшных ранах, которые ему довелось видеть, и от рассказа его я почувствовал, что кровь стынет у меня в жилах и словно превращается в лед. Все, кто маршировали рядом со мной, тоже побелели, словно лица их намазали мелом. – Да что там, – видя, какое впечатление произвели на меня его живописания, добавил он, – ты еще не так скривишься, когда тебе в брюхо заряд картечи влупит.

А потом я услышал, как рассмеялся один из старых солдат, и тут начал понимать, что этот человек пытается запугать нас. Тогда я тоже рассмеялся, и все, кто шел рядом, присоединились ко мне. Только смех этот звучал не слишком уверенно.