Он сидел в траве у самого обрыва, а Чия стояла на коленях позади, крепко прижавшись к нему. Две ее ладошки лежали у Дика на поясе, а верхняя пара рук теплым полукольцом обхватывала ребра; подбородок девушки упирался в плечо, щека касалась его щеки, и твердые маленькие груди прижимались к лопаткам. Пожалуй, тетушка Флори сочла бы такую позу несколько вольной, но здесь, в тайятских землях, были свои понятия о нравственности. Чия обнимала его, потому что он был ей приятен, и физический контакт являлся в таком случае естественным и необходимым продолжением их дружбы. Дружбы, не более! Все остальное придет или не придет, смотря по тому, чем кончится дружба. Скорее ничем, подумал Дик, ведь у него нет брата, а Чия не может расстаться с Чиззи. В конце концов, кто он ей? Друг… Приятель… Неприкаянный с Правобережья… Почти калека… А Чиззи — сестра! И Чиззи нравятся Цор с Цохани, а еще — Сотанис и Сохо из Клана Звенящей Воды, из тех, что носят голубые повязки, украшенные бирюзой…
Жаль, что у него нет брата!
— Было страшно, Ди? — шепнула девушка. Чия не любила звать его дневным именем, словно оно подчеркивало ущербность Дика и обидную разницу меж ними.
— Страшно? Нет… пожалуй, нет. Не хватило времени пугаться. Дрался, думал, как пришибить эту тварь, а потом… — Дик наморщил лоб, припоминая, — потом разозлился и вроде бы впал в цехара…
— Без огня и ножа? — в ее голосе прозвучало удивление. — Разве такое бывает?
— Бывает. Учитель как-то сказал, что нож и огонь — луна и солнце, серебряное и золотое, холодное и жаркое… И все это мы носим с собой, всегда, в собственном сердце… Конечно, если глядеть на клинок и пламя, быстрее войдешь в транс, но умелый воин и без этого обойдется.
— Ты будешь умелым воином, если захочешь, — сказала Чия, помолчав. — Только вернись из леса, Ди… вернись… И пусть Четыре звезды озаряют дорогу, которой ты возвратишься ко мне.
Путь в никуда, подумал Дик, но вслух ничего не сказал, а только погладил хрупкие пальчики Чии.
— Ну, говори! — потребовала она. — Говори же! Значит, ты не испугался, и это хорошо… Это правильно… Ведь даже женщины знают — от саблезуба не убежишь, надо драться или лезть на дерево. Или на скалу… А разве за водопадом мало больших камней? И к чему было драться? Ты мог бы…
— Не мог, — он покачал головой. — Не успел бы добежать. А если б успел, так погибли бы Шу и Ши, а с ними — змей Учителя… Что ж ты думаешь — они стали бы драться за меня, а я — прятаться? Хорошо? Правильно? — Тут Дик чуть-чуть передразнил Чию и со вздохом добавил:
— Цор бы смеялся… Сказал — вот ушли человек, змей и два шестилапых охотника, а вернулся один пинь-ча…
— Да, Цор смеялся бы, — в свой черед вздохнула Чия. — И Цохани, его умма, тоже бы насмешничал и хохотал… Они не любят, когда я с тобой провожаю солнце.
— Обоим уши оборву! — с чувством пообещал Дик. — Две жабы, а мнят себя орлами… Вот Сотанис и Сохо хоть и не моего клана, а люди как люди… Серьезные и первыми в драку не лезут… Оч-чень положительные юноши!
— Ты так думаешь? — с сомнением спросила Чия.
— Уверен! На твоем месте… То есть я хочу сказать — на вашем месте, твоем и Чиззи, я постарался бы с ними подружиться. Они не сбегут в лес — ну, может, сбегут, да ненадолго. Знаешь, Сотанису нравится резать дерево и шлифовать камни, а Сохо учит ловчих зверей, здорово учит! Они у него на задних лапах бегают… Сам видел!
Девушка промолчала. Над ними, расправив широкие крылья, взмыл орел и вдруг метнулся вниз, к утопавшим во тьме лесу и озеру, стремительно превращаясь в расплывчатый темный силуэт. Несет послание, мелькнуло у Дика в голове. Чия, будто очнувшись, шепнула ему в ухо:
— Не хочу слушать о Цоре, о Сохо и Сотанисе… Говори про другое!
Рассказывай! Там, за водопадами, ты играл с танцующим змеем… А после? Что случилось после?
Историю схватки и славной своей победы Дику пришлось излагать уже не единожды, но сейчас замешательство охватило его; не хотелось бы, чтоб Чия думала, будто он хвастает и привирает. Он вдруг с пронзительной ясностью осознал, что любое событие, случай, деяние, факт можно описать совсем по-разному — так, что будут они восприниматься со слезами или смехом, станут трагедией или комедией, фарсом или драмой. На миг могущество слов, произнесенных либо написанных, поразило его; еще не понимая, он сделал сейчас одно из великих открытий, какие свершаются в юности, на пороге, отделяющем мальчика от мужа.
— Мы танцевали, я и Каа… — пробормотал Дик. — Мы бились у зарослей красной колючки, и я нанес первый удар… пометил ему шкурку… а потом хотел достать еще… И вдруг вылез этот! — Он коснулся клыков, болтавшихся на шее, на тонком ремешке, — первой своей добычи, первого из украшений Шнура Доблести. Чия, наклонившись и прижав теплую щеку к его щеке, тоже провела по ним ладошкой. Пальцы у нее были теплыми и нежными.