В тот вечер дон Рикардо, лицо которого украшали роскошные усы и королевские бакенбарды, и его непокрытая голова, внушавшая страх всем и каждому, нуждались в шляпе. Он вошел в мастерскую дона Антони Фортуня, бегло осмотрел представленный на витрине товар и, взглянув исподлобья на шляпника и его помощника, юного Хулиана, изрек следующее: «Мне сказали, что у вас, несмотря на довольно жалкий вид этого заведения, делают лучшие шляпы в Барселоне. Осень предстоит ненастная, и мне понадобятся шесть цилиндров, дюжина котелков, несколько охотничьих шапок и что-нибудь, в чем я смогу появиться в Кортесах в Мадриде. Вы записываете или надеетесь, что я буду повторять дважды?» Таково было начало трудоемкого, но весьма прибыльного дела, ради которого отец и сын объединили свои усилия, чтобы выполнить в срок заказ дона Рикардо Алдайя. Хулиан, регулярно читавший газеты, был прекрасно осведомлен о том, кто такой Алдайя и каково его финансовое положение, поэтому он сказал себе, что не должен подвести отца в самый важный и, возможно, переломный момент для его шляпного бизнеса. С того самого момента, как этот могущественный человек вошел в его мастерскую, Фортунь не ходил, а парил над землей от счастья. Алдайя пообещал, что, если останется доволен заказом, обязательно порекомендует заведение Фортуня всем своим друзьям. Это означало, что шляпная мастерская Антони Фортуня из дела достойного, но скромного, разом превратится в ателье высшей категории, чьи шляпы будут покрывать головы, головищи и головенки депутатов, алькальдов, кардиналов и министров. Неделя работы пролетела как в сказке. Хулиан на время забросил школу и проводил в мастерской, расположенной за магазином, по восемнадцать-двадцать часов в день. Сам Фортунь, полный энтузиазма, в порывах радости постоянно обнимал его и даже, сам того не замечая, награждал отеческими поцелуями. Шляпник, ослепленный нежданно обрушившейся на него удачей, дошел до такой крайности, что подарил своей супруге Софи платье и новые туфли — впервые за последние четырнадцать лет. Дона Антони Фортуня было просто не узнать. Однажды в воскресенье он даже забыл пойти к мессе, а тем же вечером, распираемый профессиональной гордостью, обнял Хулиана и сказал ему со слезами на глазах: «Дедушка гордился бы нами».