Мне хотелось развести огонь под его креслом и сжечь его в его собственном доме. Вот была бы прекрасная смерть для инквизитора. Но я обещал сохранить ему жизнь. К тому же в моих ушах звенел до сих пор голос моей жены, упрекавшей меня в вероломстве и нарушении слова, и я не осмелился, да, не осмелился проделать с ним это. Я, который так издевался над несчастным отцом Балестером. Что он тогда говорил: «Вы одолели с помощью лжи. Пусть от лжи вы и погибнете».
Его проклятие исполнилось от начала до конца. И, однако, нет ничего более несправедливого, чем это проклятие!
– Что с вами? – спросил барон фон Виллингер, ехавший со мной рядом.
Я не отвечал. Мне нужно было решиться: если я хочу еще сделать что-нибудь для спасения моей жены, то нужно было делать это теперь же, прежде чем мы выйдем за ворота. И безумная мысль вернуться и во что бы то ни стало разыскать ее овладела мною. Но это было настоящее безумие. Я понятия не имел о том, где она находится. Я сам был чужим в этом городе, а она знала каждый дом в нем. Кроме того, ведь я был связан обязательством вести с собой тех людей, что шли за нами сзади. Мне доверилось несколько сот человек, и их судьба составляла противовес судьбе одного человека. Хотя то была моя жена, но ведь и всем этим я обязан в немалой степени ей. Она сама выбрала себе дорогу, и возвращаться теперь обратно было бы преступлением, самым непростительным в летописях человечества.
– Что с вами? – спросил опять барон фон Виллингер.
– Ничего, – отвечал я, скрипнув зубами, и двинулся дальше. Никогда в жизни не забуду, этого шествия.
Наконец перед нами показались могучие башни городских ворот. Туман опять разошелся, стало светлее. Я не знал, который был час, но чувствовал, что уже поздно. Около внутренних ворот мы потеряли более часу. Теперь, вероятно, уже нашли дона Педро, и, если мы и здесь задержимся, дело может кончиться очень плохо. Ворота были крепки и заняты гарнизоном под командой дона Хуана Гарция. Таков, по крайней мере, был мой последний приказ, отданный сегодня. Неизвестно, исполнили его или нет.
Ворота были, конечно, заперты, и мы остановились. Из передних рядов потребовали открыть ворота.
– Кто требует открыть ворота? – послышалось сверху. Я выехал вперед.
– Я, дон Хаим де Хорквера. Откройте ворота и пропустите нас.
С минуту продолжалось молчание. Потом голос – я узнал дона Хуана Гарция – произнес:
– Сеньор, поверьте, что это самый неприятный час в моей жизни. Но нам была предъявлена бумага от герцога Альбы, в которой сообщалось, что высшая власть перешла теперь к дону Альвару.
– Это не приказ, дон Хуан, – печально ответил я. – Я только прошу пропустить нас. Со мной женщины и дети.
– Сеньор, очень сожалею, но не могу этого сделать.
– Послушайте, дон Хуан. Разве у вас есть прямое приказание не выпускать меня? Если так, то я сам не желаю, чтобы вы нарушили приказание. Я не могу требовать этого от своих же бывших офицеров. Стало быть, вам приказано во что бы то ни стало задержать меня? Отвечайте.
Он молчал.
Я знал, в чем дело. Я видел бумагу от герцога Альбы в комнате инквизитора. Она вовсе не обязывала дона Хуана действовать так, как он действовал. Он, очевидно, заглядывал в будущее и хотел зарекомендовать себя у нового начальства. Солгать ему мне не хотелось. Я мог добыть приказ о пропуске от дона Альвара, когда он связанный лежал на полу. Но мне не хотелось, чтобы он знал, какой дорогой я пойду. К тому же я был почти уверен в Гарции.
– Сеньор, – начал я, – вы знаете, какие приказания отданы. Вы знаете, что не всегда в них бывает полная ясность.
– В моих ясность была всегда. Не знаю, как в приказах дона Альвара.
Наверху послышался шепот нескольких голосов.
– Не могу, сеньор, – промолвил опять Гарция.
– Послушайте, дон Хуан. Если вы не откроете ворота, я буду штурмовать их. Мы только что взяли приступом одни и еще не успели остыть от битвы. У меня достаточно сил, но мне не хотелось бы обнажать оружие против моих бывших людей, если этого можно избежать. Я слишком часто водил их в бой. Я прошу только пропустить нас. Я видел эти бумаги от герцога и полагаю, что ответственность за это не может пасть на вас.
– Я не могу, сеньор, – повторял Гарция.
А между тем этот человек был обязан мне жизнью.
Опять наверху послышались какие-то голоса. На этот раз они звучали громче, и в них слышались угрожающие ноты. Слышно было, как лязгало железо. Затем опять стало тихо.
Вдруг маленькие ворота внизу медленно открылись, и из них вышло с дюжину моих солдат под предводительством седобородого сержанта. Он подошел ко мне и отдал честь.
– Сеньор, мы желаем получать приказания только от вас. Мы слишком долго служили с вами, чтобы иметь над собой новое начальство.
– Спасибо, Родриго. Но я только прошу пропустить меня. Я не могу уже принять вас под свою команду. Я низложен и бегу на север. Прощайте, Родриго. Еще раз благодарю вас.
– Чем мы провинились перед вами, сеньор, что вы хотите оставить нас?
Я был тронут.
– Родриго, я еду к принцу Оранскому, к еретикам.