— Слушайте меня, — распрямился ведун, закончив работу, бросил стрелку в центр алфавита. — Не знаю, знаком ли вам этот обряд, но прост он, как березовое полено. Мы все встаем в круг и кладем руки на стол так, чтобы они соприкасались. Затем вызываем мельника Творимира. Просто выкликаем по имени. Чем больше людей, тем больше вероятность, что он откликнется — а нас довольно много, мы в его доме, в его власти. Обязан отозваться. Потом я начну задавать вопросы, а хозяин будет стрелкой указывать на буквы, составляя слова. Мы прочитаем, чего он желает, выполним просьбу, и он нас отпустит. Всё очень просто. Подходите сюда, кладите руки. Ладони каждого должны касаться ладоней соседей, иначе круг не сомкнётся…
Мужики неуверенно переглядывались, и Середин повысил тон:
— Ну, давайте, шевелитесь! Вы что, хотите тут на всю жизнь остаться? Глядите, как холодает, уже и лошади в инее. Этак жизнь уже к утру закончиться может. Станете сосульками. Давайте, подходите! И девки тоже. Лишние руки только на пользу пойдут.
— Давайте, мужики, — кивнул Захар. — По всему видать, без сего не обойдемся.
Подчинившись старшему, путники стали приближаться, опускать на столешницу мозолистые ладони.
— Руки сомкните, — напоминал Олег. — И стол к земле прижимайте, дабы контакт прочный получался. Кончики пальцев — это для гнилой интеллигенции. Все подошли? Руки сомкнуты? — Ведун сам опустил ладони, коснувшись левым мизинцем руки Захара, а правой — прижавшейся сбоку Всеславы. — Глаза закройте, представьте перед собой мельника. Я-то не знаю, как он выглядел. Представили? Постарайтесь припомнить его во всех подробностях. Творимир, Творимир…
Середин сделал паузу на пару минут, давая людям время восстановить в памяти нужную внешность, сделать ее четкой и осязаемой, наполнить умершим свой разум, нацелить на него свое сознание. Затем плавным заунывным голосом, без лишних эмоций и неожиданных звуков пропел:
— Дух Творимира… Дух Творимира, мы вызываем тебя… Дух Творимира, приди на наш зов… Теперь все вместе зовем тихим голосом: Дух Творимира, приди на наш зов…
— Приди, приди… — послушно забормотали селяне, и Олег увидел, что щепка на столе дрогнула, качнулась со стороны на сторону, чуть подпрыгнула.
— Он нас слышит, мужики, — не меняя тона, предупредил ведун. — Он уже здесь, где-то совсем рядом. Только не спугните, а то спрашивать будет некого. Еще раз все вместе: Дух Творимира, вызываем тебя…
— Дух Творимира… — начали завывать путники.
И тут Олега от кончиков мизинцев к темени словно пробило разрядом тока. В глазах потемнело, в ноздри ударил резкий, непереносимый запах чеснока. Тело свело судорогой, он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, ни вдохнуть, не выдохнуть. Внутри, от желудка, поползла тошнотворная мерзлота, вызывая и одновременно останавливая рвотный спазм.
— А-а-а! — заорал кто-то рядом.
Всё прошло так же внезапно, как и началось. Середин глубоко вдохнул, качнулся вперед, опираясь на стол, тряхнул головой и… И обнаружил, что стоит один. Селяне разбежались по двору в стороны и таращились на него с явным ужасом.
— Что случилось? — недоумевал Олег. Люди молчали. — Куда вы разбежались? Почему не у стола? — Никто не отвечал.
— Что случилось? Электрическая сила, да скажите хоть слово!
— Ты… Ты… — попытался ответить Лабута, но сглотнул и замолчал.
— Захар! — Олег нашел глазами старшего. — Хоть ты можешь сказать, что тут случилось, пока я обеспамятовал?
— Ты… — кивнул бородач. — Ты голосом Творимировым заговорил. Ты… Ты…
— Молвил ты голосом мельника, — вступил в разговор Рюрик. — Молвил, что ищешь мести за злодеяния половецкие. И не выпустишь никого, пока тело тебе одного из нас не отдадут. Жертвы хочешь кровавой.
— Вот это да… — Середин внезапно ощутил в ногах сильную слабость, отступил к крыльцу и опустился на ступеньки.
Во дворе наступила тишина — только промерзающие бревна избы и сараев мерно потрескивали, разрываемые каплями воды, что остались в толще древесины.
— Я вот о чем помыслил, дети мои, — наконец подал голос старый Рюрик. — Пожил я уже немало, годы и болезни многие в тягость мне ныне стали. Душа моя радуется, глядя на вас, дети и внуки мои, на плоды трудов многих ваших и моих, но плоть немощна. Счастье мне богами подарено крепость рода своего лицезреть, но пора и честь знать. Нажился. Пусть меня мельник в жертву забирает, а вы живите, дело мое и род наш продолжайте.
— Постой, старик, — покачал головой Середин, — не укладывается тут что-то. Отродясь на Руси жертв человеческих не случалось — так откуда мерзость эта Творимиру в голову могла прийти? И потом, коли он хочет отомстить за половецкие злодеяния, то почему жертву с вас требует, своих соседей? Повтори-ка, Рюрик, чего он просил? Только точно: именно жертву или что иное? Может, не ваших голов, а половецких сюда нужно пару мешков привезти?
— Половцев он поносил хульными словами, то верно, — кивнул старик. — Но жертву с нас требовал, одного из мужей просил отдать.
— Так жертву — или одного из мужей? — уточнил ведун.
— Одного из мужей, — чуть помедлив, подтвердил Рюрик.