Течение колыхало кувшинки рядом с берегом. Мелкая рыбёшка взблескивала чешуёй, словно из-под воды сверкали русалочьи глаза.
— День, ну два… А может и раньше кто-то найдёт, вытащит его, кувшин разобьёт… Убил бы — и дело с концом, — повторил он.
— Рано его убивать, рано, — улыбнувшись своим мыслям, ответил Белоян. — Он ещё не в полной силе.
Хайкин опять пожал плечами и тогда киевлянин постарался объяснить потолковее…
— Это враг. Он есть уже. Убьёшь его — новый появится. Так того ещё найти нужно, да решить какой вред от него может произойти. А этот — вот он. Как на ладошке.
— Не понимаю я тебя… — сказал в волховскую спину Хайкин.
— Поймёшь ещё, — так и не повернувшись, ответил киевлянин с медвежьей мордой. — Не всё сразу…
Глава 18
Жара…
Квача, посмотрев на распахнутые ворота, опустил кружку в бочку с пивом. Холодная влага лизнула пальцы, обещая горлу и брюху несказанное удовольствие.
Он похлопал себя по мокрой груди. Светлые Боги, как же хорошо!
Две радости у воина в такую жару — холодное пиво да крыша над головой. Полная кружка приятно оттягивала руку и холодила кожу. В распахнутую дверь были видны залитые беспощадным солнцем городские ворота и путники, у которых не был ни крыши над головой, ни бочки с пивом, чтоб по-человечески пересидеть жару.
Начальник стражи рассмеялся.
Все они там были дураки — купцы, ремесленники и все остальные-прочие… Стражник — вот работа для настоящего мужчины. Он напряг руку, и под кожей прокатились литые шары мускулов. Дураки — они ходят туда-сюда, торгуют, а умные, вроде него, те, кто понял, в чём смысл жизни, стоят на месте и берут деньги с этой шатающейся по всему свету братии.
Он выпил за воинов. Сперва за всех, а потом за стражников, что стояли у северных ворот Экзампая, за своих, с кем делил и тяготы, невзгоды ну и деньги, конечно…
Смех эхом вернулся под крышу.
Так и не поставив кружку, он вышел к воротам. Солнце накинулось на него, выдавливая пот из каждой поры. Это было не страшно — бочка всегда была под рукой, а потел он не пивом, а водой. Это он знал наверное.
Косая тень от башни пересекала дорогу, и рядом с ней, бестолково озираясь, стоял…
Мужик? Купец? Воин?
Да неважно кто. Он стоял столбом, и с него капало, словно в город по ошибке забрела дождевая туча.
Потом, правда, Квача разглядел меч на плече… Присмотрелся.
Нет. Это был не воин. Это было ходячее оскорбления каждому, кто имел честь носить меч. Этот дурень нёс благородное оружие на плече, как простую палку.
Пиво ударило стражнику в голову. На глазах у купцов и простолюдинов этот человек позорил меч, который нёс, и тем самым бесчестил каждого, кто по праву носил оружие. Лица его товарищей, наверняка чувствовавших то же самое, кривились обидными улыбками.
— Этот мерзавец в мокрых штанах оскорбляет своим видом славный город Экзампай! — взревел Квача. — Поучите-ка его, как следует входить в наш город, и вышвырнете так, чтоб ему больше никогда не хотелось сюда вернуться!
…Гаврила шёл к воротам, словно корабль к берегу — надеясь, что уж там-то всем неприятностям конец. От леса до стен было не меньше трёх поприщ, да жара… А там, за каменными стенами наверняка была тень, вода и самое главное — волшебник Гольш. Каменные стены казались Гавриле настолько крепкими, что за ними не было места опасностям, что подстерегали его в лесу, да и воды в городе должно быть не меряно — вон сколько народу, а значит должны быть колодцы.
А Гольш… Может до него и дело-то не дойдёт, а встретит его прямо в воротах друг Митридан и… Он прибавил шаг, чтоб обогнать тех, кому в городе, по сравнению с ним, и делать-то было нечего…
Когда воины окружили его, он не почувствовал страха. По сравнению с недавними разбойниками они были олицетворением порядка.
Не думая о плохом, он улыбнулся, и ему улыбнулись в ответ.
И ткнули кулаком под вздох.
Удар отбросил его назад. В воздухе его перевернуло, и он увидел, как быстро приближается другая улыбающаяся морда. Ещё удар. Его понесло назад…
«Светлые Боги — подумал он. — Опять этот мешок…»
Страха в нём не было. Он закрыл голову, прижал мешок к груди и стал ждать чуда. Удары сыпались на него один за другим. Было больно, но никто не грозил и никто не требовал у него ничего — ни денег, ни покорности, ни мешка. Это оказалось самым удивительным — никто не позарился на заветный мешок.
Боль плескалась в нём, не перехлёстывая, однако через край. «Не убьют» — подумал он, и тут же понял, что чуда не будет, и что тут придётся надеяться только на самого себя. Меч он уронил, после первого же удара и тот теперь валялся где-то под ногами. Да и что пользы от меча, если никогда его в руках не держал? Оставалось Митриданово колдовство. Чья-то нога влетела под рёбра, и он почувствовал смешенное со злобой сожаление, что не напился у ручья. Кто ж знал, что всё так обернётся?
Страх проснулся в нём, но это был совсем другой страх. Он бы и вспотел, да как? Воды в нём не было и полкружки, да и те полкружки впитала одежда.