Тень воина

— Вот я и не понимаю этого… Чудно мне просто на тебя смотреть.

Он остановился, думая, что князь что-то возразит или, по крайней мере, скажет, но тот молчал.

— Ходишь ты туда, ходишь, третий месяц золото ему носишь… Жемчуга шапку зачем-то отдал… На что ему жемчугу-то столько? Кокошники он там вышивает, что ли?

Круторог понял своего волхва правильно. Два медведя в одной берлоге. Это ж куда не пойдёшь — везде чужие ноги — не вздохнуть, не повернуться. А всё же… Княжий голос звякнул металлом. Не золотом — сталью.

— Кокошники… Что он для меня делает тебе пока знать не надобно. Да и о чём промеж нас разговоры идут — тоже. Хватит того, что я и сам всё знаю.

Хайкин, словно и ждал именно такого ответа, спокойно кивнул.

— Ну, вот всё верно. Сейчас вот ты такой, какой и всегда. Можешь и голову снести, и кожу содрать, и на кол посадить. Тут ты нормальный. Что вот только там с тобой делается?

Он задумчиво подпёр щеку ладонью, начал водить пальцем по скатерти, расправляя складки. Князь ответил:

— Ничего не делается. Разговариваем…

Волхв вздохнул. Непонятно было. То ли князь воду мутит, стравливая его и гостя, то ли и впрямь ничего не помнит. А узнать нужно было.

— От простых разговоров добра не прибавится.

Круторог нахмурился, и вынул ноги из кадушки. Отрок проворно обернул ступни холстиной, а сверху бросил полог из беличьих шкурок. Хайкин понял, что кажется малость перегнул палку.

— Ступай.

Мальчишка подхватил кадушку и быстренько потащил вон из комнаты. Дождавшись, когда тот уйдёт, князь погрозил волхву пальцем.

— Не твоё это дело мне советы давать, понял? Сам разберусь.

— Почему же не моё? — Обиженно переспросил волхв. — Я ж не советую тебе как дружину в бой водить? Я тебе по своему ремеслу посоветовать могу, да и помочь даже.

… «Если заднюю лапу крокодила высушить, растолочь и перетереть с корнем травы сацин, то употребить её на пользу потерявшему удачу можно, если порошок тот рассыпать точно в полнолуние, и произнести надлежащее…»

Митридан вёл пальцем по строке, морщась каждый раз, когда приходилось вспоминать ромейские слова Книга была умной, но написали её лет триста назад, и язык за это время успел измениться. Приходилось останавливаться и рыться в памяти, чтоб понять, что имел в виду тот, кто каллиграфическим подчерком исписал свиток. Тень от пальца то густела, то становилась прозрачной, почти невидимой, когда огонёк свечи вжимался в свечку. Труд, однако, того стоил. В свитке давался точный рецепт наговора на удачу, что считался утерянным ещё двести лет назад. Не отрывая пальца от строчки, колдун покачал головой. Вот что уж наверняка не помешало бы ему — так это удача. В таком деле без удачи не обойтись!

«Одно плохо, — подумал невесело колдун. — Не найти тут сушёного крокодила, да и „надлежащих“ слов в свитке нет».

Он приготовился читать дальше, впрок, но от окна послышался звук, будто бы кто-то провёл по ставне острым железом. От неожиданности колдун ухватился рукой за амулет, что висел на шее, но тут же отпустил его. Нечего ему было бояться. Пока, по крайней мере. Вряд ли в городе нашёлся бы такой смельчак, что пришёл бы к нему без приглашения, да ещё не через дверь, а через окно. Мало того, что знали люди кругом, что связываться с ним опасно, так ведь ещё и жил в двух шагах от княжеского терема. Сам князь, разве что пришёл, только этот под окном скрестись не будет. Характер не тот. Тот всё в дверь, да ногой… Нет. Не князь. За окном висела ночная тишина.

Колдун поскрёб голову, вздохнул, опусти взгляд на бумагу, задумался.

Хорошо, конечно, когда князь рядом — и в обиду чужим не даст и деньгами одарит, но с другой стороны иногда урону от такой близости куда больше, чем от злого хитника. Тот хоть унесёт, что в руки взять можно, а князь может под горячую руку голову смахнуть и в душу наплевать. Ох, не зря умные люди советуют подальше от власти находиться. Только как удержишься? Ведь, чтоб далеко прыгнуть надо и высоко забраться, а он собирался прыгнуть ох как далеко…

Он задумался, позабыв по стук, но тот повторился, оборвав мысли.

Прислонил ухо к ставне, прислушался. Сразу стало слышно, как кто-то шевелится там, скребётся, просится внутрь.

Митридан открыл окно и отодвинул ставень. За окном разлилась темнота, сквозь которую, облитые скудным звёздным светом виднелись стены домов и сараев. От сырой земли поднимался запах чего-то гнилого, каких-то помоев. Сырой ночной воздух в окне взвихрился и рванулся вовнутрь вместе с большой коричневой птицей. Когти клацкнули по дереву. Птица!