Тень воина

— Я сыграл с одним из любимцев Императора одну знатную шутку.

Марк оглянулся. Темнота, вонь, грязь…

— И что, шутка того стоила?

— Стоила. Колдун у тебя тень отнял, а я у одного прохвоста — благоволение Императора.

Патрикий откинулся к стене и блаженно закрыл глаза. Он улыбался прошлому, не желая видеть настоящее. Гаврила и Марк молчали. Патрикий тоже молчал. Свет падал на него сверху, тенями прорисовывая измождённое лицо.

— Никакая шутка не стоит свободы, — сказал, наконец, Гаврила. — Или у вас тут по-другому всё?

Патрикий дёрнул головой и потускнел, словно луна, прикрытая облаком.

— Конечно, ты прав… — наконец отозвался он. Только что живой голос теперь наполняла тоска. — Но что остаётся делать, если не вспоминать, когда ты уже полгода сидишь в подземелье без надежды на милость, и почти свихнулся от огорчения?

Марку показалось, что он ослышался.

— От огорчения? Не от раскаяния?

Почти против воли Патрикий рассмеялся.

— Что ж раскаиваться? Шутка получилась уж больно славная…

Память перенесла его в прошлое, он снова ожил. Рассказать другим о своём успехе, значит заново пережить его. Лицо перекосило в злой улыбке. Гаврила понял, что сейчас что-то услышит, и пододвинулся поближе.

— Был у меня враг при Императорском дворе… Перетрий Митрофади. Всё силой своей гордился, мужественностью. Бороду не брил, не мылся, не завивался. Все вопросы хотел мечом, силой решить…

Узник засмеялся, и звон цепей причудливо переплёлся со злым смехом.

— Не понимал, чурбан дубовый, что чтоб при Императорском дворе удержаться мало прямоты, силы и мужества. Ум ещё нужен, коварство и осмотрительность…

Враг Императора прикрыл глаза, вспоминая мгновения непонятной Гавриле радости. Лицо осветилось внутренним светом.

— Пришлось показать Императору, что неправильный это путь, что ошибся его любимчик.

Он засмеялся легко и весело, словно чудом каким-то перенёсся в то самое время.

— Мои люди поймали Перетрия и три месяца мыли, выщипывали волосы, умащивали благовониями.

Он наклонился к Гавриле и по-заговорщицки прошептал:

— Оказывается, что горячая вода, мыло и благовония обладают волшебной силой менять внешность человека!

Марк сунул голову поближе и услышал.

— Император искал его по всей стране, и когда я три месяца спустя, объявил, что нашёл пропажу, то он примчался в мой загородный дом, где я и держал Перетрия.

Лицо Патрикия задёргалось от сдерживаемого смеха.

— Я нарядил своего врага в женскую одежду и Император при всей его проницательности не смог узнать Перетрия среди моих танцовщиц, прыгавших вокруг него и кричавших «Я Перетрий! Я Перетрий!»… Ему пришлось раздеться, чтоб показать Императору…

Не в силах удержаться он расхохотался, и в этом смехе не было ни капли злобы. Только радость. Когда он отсмеялся, Гаврила спросил:

— А потом, что было?

Узник вздохнул, обвёл взглядом темницу.

— А потом было это…

Глава 23

Про замок Ко Патрикий не знал. Слышал, вроде, что-то, но так чтоб твёрдой рукой дорогу указать — нет.

Он честно хмурил брови, копаясь в памяти, но так ничего там и не выкопал. Попытался он, было рассказать о замке волшебника, имя которого Гаврила тут же забыл, осталось от него только ощущение чего-то разбивающегося вдребезги, но Масленников мрачно поблагодарил его, и чтоб не испытывать судьбу отошёл подальше.

— Говорил я тебе, — начал Марк.

— Ничего, не треснул, — оборвал его Гаврила. — Когда ещё с таким человеком посидеть придётся… А не спросишь — так и не узнаешь ничего. Мне теперь своим умом жить…

— Ну даже если б и сказал бы он тебе про твой замок… Дальше-то что? Всё равно нужно сперва отсюда выбраться. Знаешь как?

— А ты?

— Пока ты его сказки слушал — я думал. Да и есть у меня кое-что в запасе.

Он пальцем поманил Гаврилу к себе, но тот не наклонился. Тогда купец сам припал к его уху и зашептал.

— Есть у нас путь на волю! Есть! Имеется у меня корешок один волшебный. Чуть пожуёшь его, да проглотишь — так силы вдесятеро прибавляется.

Он потёр руки, улыбнулся. Гаврила только плечами пожал.

— Я его тебе дам, — продолжил купец, заглядывая в Гавриловы глаза, — а ты всю стражу перебьёшь, нас освободишь. Потом из города или к морю…

До Митриданова обмана не спросил бы ничего Гаврила, просто поверил бы, а тут…

— А сам что? — остановил его Масленников. — Сам бы и перебил…

Он пальцем оттянул губу у купца, разглядывая крепкие зубы.

— Или зубов нет, корешок разжевать?

— Боюсь… — откровенно сказал Марк. — Я слабый. Меня такая сила надвое разорвёт…

Он снизу ткнул Гаврилу пальцем в живот и тот, ойкнув, отдёрнул руку от купеческого лица.

— А ты вон какой здоровый… — продолжил Марк, как ни в чём не бывало тем же просительным тоном.

Гаврил не согласился, но и не отказался. Он отвернулся к стене.

— До утра подумаю, а там видно будет.

— Утором ты только цепь увидишь, — грустно сказал купец в Гаврилову спину. — И вообще… С корешками своими я и от нового хозяина убегу, а ты… Смотри…

Купец оказался прав. Утро началось с цепного звона.