Тень ворона

Ральф Жиффар стоял коленопреклоненный в церкви святого Чеда. На душе у него было спокойно, он испытывал приятное удовлетворение от исполненного долга. Храня вассальную верность своему сеньору Фиц-Алану и своему суверену в лице императрицы, он потерял один из своих замков, после чего ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы, действуя с крайней осторожностью, путем смирения и покорности сберечь оставшееся достояние. Отныне единственным долгом он почитал сохранение своего титула и владений, дабы передать их в наследство сыну. Жизни Ральфа до сих пор ничто не угрожало, так как он не был настолько вовлечен в борьбу за престол, чтобы речь шла о его жизни и смерти. Но имущество тоже дело не шуточное! А ведь он был уже далеко не молод и вовсе не собирался покидать свои владения ради изгнаннической жизни где-нибудь в Нормандии или Анжу, где у него ничего не было, или бегства в Глостер, чтобы с оружием в руках сражаться за императрицу, тем более что из-за нее он уже достаточно пострадал. Нет уж! Лучше отсидеться в сторонке, не слушать соблазнительных речей и позабыть о былых вассальных клятвах. Только так он добьется того, чтобы молодой Ральф, оставшийся на рождество в замке и наслаждающийся, наверное, ролью господина, благополучно пережил все распри и смуту и ничего не потерял, независимо от того, кто из претендентов в конце концов одержит верх. С глубокой сердечной благодарностью встретил Ральф эту полночь, вознося богу благодарность за милости, ниспосланные как всему человечеству, так и лично ему, Ральфу Жиффару.

Бенет проскользнул в монастырскую церковь через вход для мирян и крадучись двинулся вперед, выбирая место, откуда будет виден хор, где находились монахи, слабо освещаемые желтым пламенем свечей и красноватыми отблесками лампад. По нефу разносились приглушенные нежные звуки монашеских песнопений. В полумраке виднелись закутанные в плащи фигуры собравшихся на церковную службу мирян из Форгейта; время от времени по их рядам пробегало движение, все вставали, опускались на колени, снова поднимались, но каждый в отдельности казался неким безымянным существом. Скоро, когда наступит полночь, начнется ночная служба и все станут славить бога, бога вочеловечившегося и девой рожденного, — чудо рождества! И разве не смог святой Дух породить его, подобно тому как огонь порождает огонь и свет порождает свет? Ведь плоть человеческая для него всего лишь средство вроде топлива для огня, который дает тепло и свет. Тот, кто задается вопросом, тем самым уже отвергает ответ. Бенет не вопрошал. Он тяжело дышал от волнения и спешки, пребывая в каком-то восторге, ибо ему предстояла рискованная затея. Но, очутившись в церкви, окунувшись в этот полумрак, населенный людьми и в то же время дающий уединение, он, как всегда, почувствовал в душе детское благоговение, которое с малых лет поселилось в его душе. Остановившись у одной из колонн и не особенно прячась, он прислонился к ней, приложив ладонь к холодной каменной поверхности, насторожил слух и приготовился ждать. Гармонически слитный хор пел тихо, но звуки все равно взлетали под самый купол, заполняя все пространство. Каменные своды, согретые мелодичным пением, как бы лучились теплом и отражали его вниз.

Бенет нашел глазами Кадфаэля и немного передвинулся, чтобы лучше видеть его. Наверное, юноша выбрал это место, желая не терять из виду единственного близкого ему здесь человека, доказавшего ему свою терпимость и как бы вступившего с ним в сговор, в котором ни тот, ни другой участник не нарушат душевный покой невольного союзника.

«Еще немного, — подумал Бенет, — и ты от меня избавишься и никогда больше не услышишь обо мне. Помянешь ли меня добром? «

Он вдруг подумал, не стоит ли ему объясниться с Кадфаэлем на прощание, поговорить по душам, пока еще есть время. И тут кто-то тихо, почти шепотом, сказал ему на ухо:

— Он не пришел?

Бенет как зачарованный медленно повернул голову, не смея поверить, что это тот самый голос, который он слышал только однажды и так недолго, голос, который сразу затронул самые сокровенные струны его существа. Так и есть, это была она! Девушка стояла справа от него — та самая, незабвенная, единственная! Отраженный луч высветил ее черты под темным капюшоном — открытый лоб, скуластое личико, голубые глаза.

— Нет, — произнесла она, — он не пришел. — И, ответив на свой же вопрос, она глубоко вздохнула: — Я так и знала! Не шевелитесь! Не оборачивайтесь ко мне!

Бенет покорно повернулся лицом к алтарю и ощутил на шее легкое дыхание. Приблизив к нему свои губы, девушка зашептала:

— Вы меня не знаете, зато я знаю вас.

— Я вас знаю, — тихо ответил Бенет. Всего три слова, но и этот короткий ответ он выдохнул точно во сне.

— Вам сказал брат Кадфаэль? — вымолвила она после короткой заминки.

— Я спросил у него.

Девушка вновь смолкла, но Бенет почувствовал, что она улыбается, как будто услышала от него что-то приятное, настолько хорошее, что на миг отвлеклась и забыла, зачем сюда пришла.