Тень за спиной

- О богиня, - протяжно выдохнул король, неожиданно опускаясь на колени перед ней. - Какая же я скотина.

- Ви не скотина, - растерянно отвечала Элиссия, разволновавшись. - Эстьебан, ви прекрасный король и хороший человек. Просто ви запутался.

- Что, и это простишь? - усмехнулся он грустно. - Какая ты... благородная!

- Хотите, я вам вазу об голову разобью? - ласково спросила Элли. - Полегчает? Хотя... я вижу, ви желаете быть наказанным? Раздевайтесь!

- Что? - растерянно переспросил король.

- Раздевайтесь, - повторила женщина. - Ви желаете прощения? Тогда делайте, как я скажу.

Эстебан оглянулся на дверь гостиной - засова на ней не было, а потом вспомнил то, что его выбило из равновесия - кажется, навсегда - и спокойно принялся развязывать галстук. Супруга смотрела на него сияющими глазами, плохо скрывая восторг.

- Нет, с колен не вставайте, - с явным удовольствием одернула она мужа, когда он принялся расстегивать ремень. - И брюки снимать не надо.

- И как же мне вымолить вашу милость? - приподнял брови уже полуголый король.

- А ви придумайте, - царственно ответила королева. - В конце концов, ви мужчина, и мужчина опытный.

Он задумался на миг и хитро улыбнулся, скользнув руками под ее юбку. Ему вдруг захотелось свести эту женщину с ума, как делала она это много лет, ну или хотя бы попытаться. И он попытался.

В конце концов, что может быть естественнее, чем учиться любить собственную жену?

Часть 2. Степь

-1-

Ночь в Степи - самое гнусное время суток. Днем хорошо - можно заниматься всякими неотложными делами и ни о чем не думать. Ночью же в голову лезло всякое...

Таман давно уже не любил ночь. Прошло то время юности, когда ночи казались для него волшебными и наполненными смыслом.

В последнее время он выматывал себя так, чтобы вернуться в шатер, упасть в подушки и ненадолго умереть. Но сегодня уснуть не получалось - детский крик был столь пронзителен, что ввинчивался в голову, как лопата в землю. Пришлось даже уйти из шатра.

- Наймирэ! - рявкнул он зло. - Уйми свою дочь! Отчего она так орет?

- У нее режутся зубы, - тихо ответила жена.

- Так сделай что-нибудь! Ты мать или кукушка? Уйми ребенка... грудь дай или чего там женщины делают!

Наймирэ ничего не ответила на это. В шатре послышалась возня и тонкий голос сына - еще и этот проснулся. Сын вызывал у Тамана жгучую неприязнь на грани ненависти: если бы его не было, всё могло сложиться по-другому. Мальчишка тоже начал хныкать. Наймирэ прикрикнула на него, отчего Аяз стал еще громче орать. Не шатер, а конюшня! Не надо было вообще возвращаться. Остался бы в поле - погода позволяет. Да и вообще - мало что ли шатров, где его готовы уложить спать?

Таман тяжело поднялся, потирая лицо. Если б не было жалко уставшего коня, он бы уехал прямо сейчас. Он прошел в шатер, где в голос ревело уже трое: сын, дочь и Наймирэ, не умевшая справиться с детьми.

- Аяз, немедленно спать, - тихо скомандовал хан. - Не мешай матери.

Мальчик мгновенно замолчал и бросился к отцу, прижимаясь к его ногам. Это тоже было больно. Слепое обожание сына било по лицу, как хорошая оплеуха. Нехотя хан опустил руку и потрепал ребенка по голове. Кажется, ему только это и было нужно. Мальчик покорно отправился спать.

- Я уеду утром, - сказал хан жене. - Здесь жить невыносимо. Твоя дочь...

- Это и твоя дочь тоже! - с неожиданной ненавистью в голосе произнесла Наймирэ.

Таким тоном с Таманом разговаривать не смел никто. Он тяжело и пристально поглядел на Наймирэ, в страхе прячущую взгляд. Она и сама понимала, что сказала лишнее. Он вдруг увидел и черные круги под ее глазами, и всклокоченные волосы, которых давно не касалась расческа, и рубашку с засохшими потеками от молока. Наймирэ права. Это и его ребенок тоже. Не ее вина, что он принял неверное решение.

- Положи дочь и приведи себя в порядок, - скомандовал он. - Рубашку хоть поменяй и умойся.

- Она плачет, - сквозь зубы процедила женщина. - Разве я могу ее оставить?

Таман понимал, что должен забрать ребенка у жены, понимал - и не мог через себя переступить. Он не хотел ни Аяза, ни Рухию. Ему вообще не нужны дети... от Наймирэ. Самое гадкое, что его жена - не дура и всё прекрасно понимает.

- Если бы это была дочь Милославы, ты бы говорил по-другому, - с горечью произнесла маленькая степнячка, угадав его мысли.

- Еще раз услышу от тебя это имя - убью, - тихо сказал Таман и вышел вон.

Он шел, не понимая, куда и зачем. В груди жгло огнем. Если бы это была дочь Милославы... Если бы ребенка родила любимая женщина - он был бы самым счастливым в мире. Но Милославу держал в объятьях другой мужчина, и сделать тут было ничего нельзя.