Тень Земли

– Дик… Это Дик… Он обещал – и вернулся, Он ведь всегда выполняет обещанное. Верно, Мигель?

– Всегда, – сказал Гилмор, вставая. Потом, сделав паузу, произнес: – Наверно, теперь он отправится в Кратеры. Ты попроси, чтоб он вернулся. Хорошенько попроси.

Глава 11

Три часа пополудни. Душный влажный воздух, рев мотора, пыль и зной.

Ричард Саймон, смятый лист, поникшая трава, трясся на жестком, обтянутом грубой тапирьей кожей, автомобильном сиденье. Этот транспортный механизм не был похож на привычные тачки и грузовые автофургоны. Восемь колес с широкими шинами, закрытый железный кузов со следами сварки, наверху – пулемет в лючке, одна амбразура – водителю, две боковые – стрелкам. Амбразуры были распахнуты: в передней струилась пыльная лента дороги, в правой за прибрежными скалами сияла морская даль под ярким лазурным небом, в левой неспешно сдвигались назад обвитые лианами древесные стволы, изумрудные кактусы и заросли бамбука. Солнца Саймон не видел; значит, его везли на северо-восток от Рио, вдоль побережья. К тому самому месту, где когда-то стоял монумент Жоану Мореплавателю. В Кратеры.

Посланцу со звезд велели сесть под люком. Впереди, вполоборота к нему, устроился Карло Клык: широкая темная физиономия, нависшая бровь над смоляным глазом, щетинистые усы и центнер серебра на мундире. Сзади в напряженных позах скорчились трое охранников с карабинами, глядевшими Саймону в затылок. Он прикинул, что, если быстро наклониться, две пули поймает Клык, а одну – водитель. Второй раз вертухаи выстрелить не успеют – в тесной машине он мог дотянуться до каждого и погрузить мгновенно в вечный сон. Намного быстрей, чем с помощью гипнозера. И потому Ричард Саймон был спокоен; сидел, полузакрыв глаза, и размышлял о вечном.

Джинн, безусловно, относился к таким категориям. Искусственный интеллект был вечной неистребимой мечтой психологов, биологов и кибернетиков, и в этом смысле двадцать четвертый век не отличался от века двадцатого или двадцать первого. Десятилетия Исхода и колонизация Новых Миров, потребовавшая титанических усилий, притормозили прогресс человечества в сфере естественных наук, сделав его более плавным, осмысленным и осторожным. Конечно, технология не топталась на месте, но приоритеты ее изменились в сторону более всеобъемлющей и общественно-полезной реализации накопленных достижений. Терраформирование миров, создание мощных установок планетарного и звездного масштаба, – энергетических модулей глобальной транспортной сети, автоматических производств, умиротворяющего, но не смертельного оружия. Все это, разумеется, при самых высоких экологических критериях – человечество, получив бесценный дар неограниченной экспансии, прозрело и не собиралось превращать обитаемые миры в подобия прежней земной свалки. В силу этих причин, а также других, весьма неоднозначных и сложных, в реальности Ричарда"Саймо-на существовали планетолеты, но не было звездных кораблей, энергия производилась путем термоядерного синтеза, а не с помощью нейтринных или кварковых генераторов, повсеместно использовались лазеры, но не аннигилирующие лучи, связь осуществлялась на радиоволнах, а не посредством телепатии. Что же касается информационных и вычислительных систем, то они стали исключительно мощными, надежными, миниатюрными и общедоступными. Это, однако, не означало, что компьютер способен конкурировать с человеком или даже превзойти его; компьютер, как и в прежние времена, оставался средством для хранения и целенаправленной переработки больших массивов информации, своего рода интеллектуальным костылем, на который мог опереться человеческий разум.

Но между интеллектом и интеллектуальным костылем – большая разница.

В Стабильных Мирах с высоким ИТР существовали общепланетные компьютерные сети, столь же емкие, совершенные и разветвленные, как некогда на Земле. Были и супермощные компьютеры вроде «Перикла-ХК20», способные преодолеть Первый Тест Разумности: словесное общение с таким устройством не позволяло выяснить, что собеседник не относится к человеческому роду. В этом-то и заключался вопрос; компьютер, совокупность программ, оптических и электронных узлов, производил впечатление говорящего человека, ни в коей мере не являясь человеком по существу. Сущность его была иной, и если бы он.продемонстрировал признаки истинной разумности, то разум его, безусловно, был бы отличен от человеческого. Ведь разум – производная восприятия, а компьютеры воспринимают мир совсем иначе, чем люди; ergo, всякий компьютер, мыслящий якобы как человек, неразумен. Он всего лишь подделка под интеллект человека, фантом мнимой разумности, говорящий костыль.

Но Джинн не являлся ни костылем, ни фантомом, ни подделкой. Скорее он мог оказаться мистификацией, шуткой гения, приписавшего свои открытия и труды бестелесному электронному существу, которое будто бы зародилось в земных компьютерных сетях в самом начале двадцать первого века. Эта гипотеза была не лишена оснований, и Саймон, знакомый с секретным докладом специалистов ЦРУ, мог взвесить все «за» и «против».