Тень Земли

– Есть предложения, дон Грегорио?

– Разумеется, есть. Крючья в ребра, и повесить над ямой. С муравьями или с термитами. А Карло послушает, кто он таков и зачем к нам явился. Послушает и доложит. Эй, Клык! Где тут у нас подходящая яма?

Дон Грегорио повелительно взмахнул рукой, и этот жест словно подбросил Саймона в воздух. Массивная столешница дрогнула, кресло отъехало в сторону, и стремительная тень, размытая, как зыбкий фантом, метнулась к арке. Мгновение, и фантом вновь обрел вещественность, размер, объем и плоть. Ричард Саймон стоял на парапете галереи, окаменев у пропасти, как статуя возмездия: ноги широко расставлены, руки подняты над головой, а в них, пойманный за шею и лодыжку, кричит и бьется человек. Секунду Саймон глядел на него, потом разжал пальцы, плюнул в огненный провал и соскочил с парапета. Руки его были пусты.

Ноздри Грегорио расширились, взгляд скользнул к бойницам у потолка; чудилось, что он сейчас снова взмахнет рукой – и над столом прошелестит свинцовый ливень. Анаконда судорожно сглотнул, свирепое лицо Хорхе налилось кровью, чернокожий Эйсебио усмехнулся, и лишь старый Хайме не утратил спокойствия – сидел да почесывал запястье под черной перчаткой.

Саймон вернулся на место и подмигнул дону смоленских.

– Подходящая яма нашлась. Жаль только, без крючьев и муравьев.

– А ты, юноша, не промах, – задумчиво протянул Хайме. – Ловко ты его на небеса переселил! Карлу, то есть! Выходит, и сам ты оттуда. Отстрельщик! А я-то думал, на небесах сплошное милосердие и благодать.

– Смотря по обстоятельствам, – откликнулся Саймон, поискал что-нибудь подходящее в изречениях Чочинги, не нашел и буркнул: – С волками жить – по-волчьи выть.

Хайме понимающе усмехнулся.

– Значит, все на тебе, юноша? Огибаловские отморозки, люди Эйсебио за Негритянской рекой, крокодильеры, побитые в Харбохе, катер «торпед» у Сгиба. Все на тебе? И банк, и Трясунчик, и Озера?

Саймон хотел было кивнуть, но тут с дальнего конца стола послышалось громоподобное рычанье. Хорхе Смотритель медленно освобождал задницу из кресла, топорщил бороду, тряс щеками; его багровое лицо перекосилось, из горла вырывался яростный хрип.

– Так это ты! Ты! Ты, сучара! Я тебе матку выверну! Пальцем сделаю, шиздец! Ты, ублюдок, перебил моих парней! Ты разорил мои фермы! Ты ворвался в мой дом! Ты…

Крокодильеру не хватило дыхания, и он смолк, судорожно глотая воздух и выпучив глаза.

– Согласен, я все это сделал, – признался Саймон с чарующей улыбкой. – Но, как сказано выше, виноваты обстоятельства. Мне хотелось, чтобы вы – вы все, – он обвел взглядом сидевших за столом, – обратили на меня внимание. А также отнеслись к тому, что будет мною сказано, со всей серьезностью.

– Сядь, Смотритель! – дон Хайме лязгнул протезом. – Не ты один пострадал, и об этом мы потолкуем отдельно. Может, и убытки возместим. Как считаешь, Сильвер?

Грегорио, переглянувшись с Анакондой, склонил голову. Он уже выглядел невозмутимым, будто Карло Клыка никогда и не было на свете: во рту дымится сигара, крупные белые кисти лежат на столешнице, в глазах – холод и лед. Саймон заметил, что дон смоленских, старый Хайме и вожак «штыков» устроились по одну сторону овального стола, как бы демонстрируя некий тройственный союз; Пименталь сидел напротив них, а Хорхе – посередине, в дальнем конце. Сейчас он, что-то гневно ворча, опустился на место. Кресло скрипнуло под его тяжестью.

– Значит, не брат Рикардо, не дон Железный Кулак, а все-таки Ричард Саймон, – произнес главарь смоленских. – Я рад, что мы установили это с минимальными потерями. – Он бросил взгляд в сторону парапета, за которым исчез Карло Клык. – Так что же нам скажет Ричард Саймон, посланец небес? О чем поведает? И что попросит взамен?

– «Полтаву», – вымолвил Саймон, стараясь не упускать из виду всех пятерых. – «Полтаву»!

На бородатой роже Хорхе отразилось недоумение, Эйсебио равнодушно зевнул, дон смоленских пожал плечами, а рот старого Хайме скривился в насмешливой улыбке. «Они ничего не знают, – подумал Саймон, – ничего не знают, ничего че помнят и ничего не могут».

– «Полтава» – реликвия семьи Петровых-Галицких. – Дон Грегорио приподнял бровь. – Спроси у Анаконды, где она и что с ней. Может, он и отдаст.

Алекс с хозяйским видом откинулся на спинку кресла.

– Зачем тебе «Полтава»? Хочешь срушникам подарить? Калюжному, Морозу и Сапгию? Чтоб они бляхов растерли в пыль? Или забрать с собой на звезды? У вас там, похоже, старая рухлядь в цене!

Саймон сделал неопределенный жест, пробормотав что-то об исторических раритетах и музейных ценностях.

– Хочешь – забирай, амиго, – равнодушно отозвался Алекс. – Если есть что забирать. Посудина третий век гниет в пещерах под Фортом, и думаю, там не осталось ничего, кроме ржавого дерьма. Ее еще домушники замуровали, они о прошлом не любили вспоминать. Замуровали, а перед тем содрали все, что подходило для переплавки. Все, до последнего болта!