Тень земли

«Извечная ситуация, — подумал Саймон, — так повелось всегда и всюду на Земле, еще с тех времен, когда ее не называли Старой. Войско шло в поход, кампания была победоносной, потом что-то случалось, и солдаты маршировали к своим границам — не побежденные и не победители, без чести и славы, зато живые и полные сил. И злобные, как оголодавшие волки… Кто виноват, что им не достались трофеи и лавры? Предательство генералов, сговор правителей? Не генералы и правители были в ответе, а первый же город — собственный город, какой попадался навстречу волчьей орде. На нем срывали злость, его разоряли и жгли, пускали на поток, убивали мужчин, насиловали женщин…»

В звездных мирах такое тоже бывало, однако не слишком часто. Конвенция Разъединения, принятая в 2023 году, в самом начале Исхода, когда ООН превратилась в Организацию Обособленных Наций, покончила с межгосударственными войнами. Всякий народ имел суверенное право устраивать путчи и мятежи, революции и гражданские войны, менять своих правителей мирным или немирным путем, награждать или хулить их, производить в герои и гении, вешать или колесовать — пока и поскольку все совершалось в одной стране, на ее территории, в пределах ее незыблемых границ. Но в случае внешней агрессии ООН посылала войска — Карательный Корпус, части которого дислоцировались во всех мирах, и прежде всего — на социально неустойчивых планетах, в Латмерике, Черной Африке, Уль Исламе и Аллах Акбаре. Если войск ООН не хватало — хотя Саймону не удалось бы припомнить такого случая, — их могли поддержать высокоразвитые планеты, гаранты Совета Безопасности — Колумбия и Россия, Европа и Китай, Сельджукия и Южмерика. Разъединенные в пространстве, они оставались едины в стремлении к порядку, стабильности и процветанию.

Но на Земле, отрезанной от звездных человеческих миров, порядок и стабильность были сладким сном в реальности чудовищ. В преисподней, которой сделался этот мир по воле несговорчивых и алчных, жестоких и властолюбивых… Именно преисподней, во всех своих частях, подумал Саймон, вспоминая: «…клятие бляхи… спелись с мослами… орда… саранчуки, свинячьи рыла, татарськи биси… круг Харькива… почорнило од крови… слетати до руин Одесы… немаэ ничого… орда варварив… песьи хари… не ждать, ударить всей силой…»

Поток людей, повозок и лошадей продолжал струиться по темной равнине, казавшейся Саймону преддверием ада. Но это был обычный тракт, только незамощеный и грязный, протянувшийся вдоль полотна железной дороги — ее насыпь виднелась южней, освещенная кое-где фонарями. Собственно, то были не фонари, а просто бочки с керосином и фитилем из пакли, расставленные через пару километров; цепочка таких огней тянулась от Харбохи до Сан-Ефросиньи, ближайшего городка, где железнодорожный путь сворачивал к северу, к границам Разлома, центральным провинциям и Парагвайскому протекторату. В Сан-Ефросинье стоял отряд драгун, и считалось, что город находится под «штыками», которые, в сравнении с крокодильерами, были не столь круты. Жители Харбохи бежали туда едва ли не каждый год, пережидая лихое время в кибуцах и на окрестных фермах. Там было посуше, чем у речного берега, — рос картофель, а кое-где даже маис, которым откармливали тапиров.

На повязке Мигеля проступили темные пятна, он застонал, и Саймон, придержав лошадь, с тревогой уставился на посеревшее лицо учителя. В глазах Гилмора мерцал отблеск пожарищ, бушевавших над Харбохой; скорчившись в седле, он что-то лихорадочно бормотал сухими губами. «Пройдет, как дым — я никогда не говорю… Наверно, должное хочу отдать огню…» Бредит, подумал Саймон и повернулся к Кобелино, единственному бывавшему в этих местах:

— Далеко еще? Мигелю надо бы прилечь.

Тот разгладил усики.

— Земли хватает, можно прилечь. Можно и ямку выкопать, поглубже… — Поймав яростный взгляд Саймона, Кобелино сморщился и торопливо произнес: — А вот далеко ли — не знаю, хозяин. Спрошу. — Он оглядел шагавших и ехавших рядом людей и наклонился к щуплому подростку: — Эй, обмылок! До Фроськи еще сколько грязь месить?

Парень испуганно шарахнулся, а вместо него ответил пожилой мужчина, сидевший на костлявой кляче:

— Если таким ходом, кабальеро, будем к полудню. Да, к полудню, никак не раньше.

— А скажи-ка мне, старый козел… — начал Кобелино, но Саймон оттеснил мулата в сторону. Ему не нравилось, когда с людьми беседуют в подобном тоне.

— Ты из Харбохи, кабальеро? Как твое имя?

— Оттуда, беспредел меня возьми… — вздохнул пожилой. — Но я не кабальеро, добрый господин. Ты — кабальеро, у тебя оружие и лошадка справная, а мы с сыном, — он кивнул на паренька, — из простых, кормимся у реки. Имя мое — Толян, а фамилие нам не положено, чтоб о себе не возомнили. Мы и не мним — грузим, разгружаем, когда работа есть… Нет работы — рыбку ловим. Не трогают — живем, бьют — бежим…

— А почему ты не переедешь, Толян? В Ефросинью?