Тень земли

Но где-то они были, разумеется, известны. Не в Сером Доме, но среди паханов и бугров, генерал-кондоров и ягуар-полковников, доверенных лиц в клановой иерархии, главных мытарей и финансовых воротил. Список мог продолжаться, однако Саймон в том необходимости не видел, уже наметив подходящую фигуру информатора: не «штык», не дерибасовский и не крокодильер, а полицейский начальник высокого ранга. Такому положено многое знать; если не все обо всех, то уж о собственном доне — наверняка. А к этому дону Саймон испытывал самый горячий интерес.

Он оглядел бетонную балку, цепи, камин и другие жутковатые приспособления, потом промолвил:

— Кажется, Пако, тебе не нравятся вертухаи?

— Не больше, чем Бабуину, — отозвался Гробовщик.

— Сыщешь мне одного? В качестве личного одолжения?

— На кой? Вчера ты любого синезадого мог взять, пока мы в подвалах шуровали. Э?

— Любой мне без пользы. Ты мне такого найди, чтобы фуражка от серебра прогибалась, а мундир колом стоял. Начальник мне нужен. Кандидатура — по твоему усмотрению, кого разыщете. И пусть твои парни сюда его приведут. Без штанов, голышом.

— Не приведут, а принесут, — уточнил Пако с деловым видом. — Когда тебе нужен этот голый хмырь? В серебряной фуражке?

Саймон сделал неопределенный жест и поднялся.

— Через день-два. Когда найдешь, тогда и ладно. Так, чтоб главному не помешало. Набирай людей и про остальное не забудь — горючее, оружие, взрывчатка. Ты где их держать собираешься? Не в этом же подвале?

— Зачем в подвале? — Пако тоже встал, отодвинув табурет. — У меня склады есть в порту у пятого причала и на Западной дороге. А ежели мы Бабуина наймем, да Моньку Разина, Челюсть, Хрипатого и Пономаря, то у каждого из мужиков найдется тайная щелка. Есть где собраться и где имущество сложить.

— Вот и отлично. — Саймон направился к лестнице, но на нижней ступеньке остановился и спросил: — А что в городе говорят? Насчет вчерашнего?

— А ничего. Ни по радио, ни слухов никаких. Значит, синезадым и дерибасовским болтать не велено. Соображаешь, э? Кто знает, тот знает — и молчок. Ищут! Только меня им не найти. И мысли про меня не будет! Пако — мелкая рыбешка, вошь, Монтальвашкин прихвостень. Куда ему!

— Смотри, чтоб люди твои не проболтались, — сказал Саймон с порога.

— Не проболтаются. Предупредил — самолично язык вырву!

Наверху играло радио, дремал за стойкой коротышка-бармен, и трое качков, Скоба, Пехота и Блиндаж, все продолжали свою бесконечную партию на бильярде. Скоба отсалютовал Саймону новеньким кием, Пехота и Блиндаж щелкнули каблуками, а бармен, приоткрыв левый глаз, потянулся к пивной кружке.

Саймон покачал головой:

— Не надо. Я ухожу.

Коротышка открыл оба глаза.

— Куда, хозяин? Щас мухи дохнут от жары. Пива хлебни. Холодное!

— Как бы горло не разболелось, таракан.

Увидев, что хозяин тверд в своем намерении, усач вздохнул и доложил:

— Кобель тут заглядывал. Тебя искал.

— И где он?

— Под баобабом. В тачке твоей парится.

«Меняются люди, — подумал Саймон. — С чего бы?» Всю дорогу от Пустоши до Рио мулат держался при нем, беспокоясь — и не без основания, — что Филин с Проказой где-нибудь его придавят в отместку за прежние грехи. Теперь же он осмелел и днями болтался в городе, таскался по девкам и кабакам да собирал сплетни и слухи, забавные или глупые, но абсолютно бесполезные. Впрочем, все услышанное передавалось хозяину, а вот Майкл-Мигель, временами исчезавший по каким-то таинственным делам, не говорил ни слова. Расспрашивать его Саймон не мог — между слугой и другом существовала разница.

Остановившись на углу, он поглядел налево, потом — направо. В знойный час сиесты Аргентинская улица казалась вымершей, точно покинутый, выгоревший на солнце муравейник. Над нею клубилась пыль; жаркий ветер, вздымавший ее, развевал волосы Саймона и забирался под белую полотняную рубаху. Но после подвального холода ласка ветра была приятной — словно Мария прикасалась к нему теплыми пальцами и что-то шептала, неразличимое, но нежное, как порывы налетавшего с моря бриза.

— Хозяин! — Кобелино зашевелился на плюшевом сиденье, вылез, шагнул навстречу. Его волосы слиплись от пота, виски и смуглые щеки влажно поблескивали. — Хозяин!

— Что в «Коне» не ждешь? — спросил Саймон, пытаясь угадать, какую сплетню ему сейчас преподнесут. — Музыка, пиво и общество приятное.

— Только лишнее. Зачем им видеть, как мы шепчемся? Подумают чего и Пако донесут.

— А нам, выходит, пошептаться нужно? — Саймон, приняв таинственный вид, уставился на мулата. Этот разговор его забавлял.

— Нужно, хозяин. Я тут знакомца навестил — он вроде Валеки из «Парадиза», чикитками торгует, от «плащей». Крутые девки! Груди — во! Бедра… ах, какие бедра! А зады! Твоя-то тощая, а у этих… — Заметив, как сошлись брови Саймона, он резко оборвал фразу и заторопился: — Словом, пришел я раз, пришел другой, а на третий знакомец и говорит…

Саймон ткнул его пальцем под ребро.

— Опять докладываешь не по форме. Имя? Адрес? Внешний вид, приметы?