Видимо от волнения Колюня внезапно перешел на «ты», хотя эта его шоферская фамильярность меня нисколько не обидела. Я понимала, что рассуждения нашего водителя верны, но не очень знала, что делать в подобной ситуации. Во-первых, я уже лет десять как не одевалась ни на каких рынках . Но этот факт я бы как-нибудь пережила. Другое дело – время. Его катастрофически не было! Ведь купить себе любую шмотку, даже рядовые джинсы – это же надо примерять, выбирать, потратить пару часов. А у нас-то и было в запасе минут десять. А еще чемодан покупать…
И вдруг именно в это неподходящее и катастрофически недостающее время, когда нужно было собраться, сосредоточится и подготовится к следующим четырнадцати авантюрным дням, мне неожиданно вспомнился Сережа. Мой Сережка, коварный муж-потаскун, нежный обожатель юной Настеньки. В голове мгновенно всплыла картинка, как когда-то очень давно, когда мне только-только исполнилось 18 лет, мы столкнулись с ним в одном из гулких коридоров МГУ. Он просто стоял у окна в компании моей однокурсницы Ленки Татариновой и нежно целовал ей пальцы. Даже не пальцы, а один безымянный палец, на котором поблескивало новенькое обручальное колечко. Взъерошенные темные волосы, чуть сутуловатые плечи и совершенно не московская, сильно загорелая с ямочками щека, единственное, что я могла рассмотреть в неверном свете сентябрьского дня.... Парень был мне не знаком, но я догадалась, что это и есть свежеиспеченный Ленкин супруг. После каникул все мои подружки только и обсуждали свежую сплетню о том, что Татаринова летом выскочила замуж за старшекурсника. Кстати, первая из нашей группы. Я подошла к молодоженам, просто чтобы поздороваться, приветливо кивнула обоим, посмотрела на Сережку и… пропала. Его лицо показалось мне таким родным и знакомым, как будто я встретила давно потерянного брата-близнеца. Я почему-то знала каждую его родинку, морщинку, клеточку. Мне казалось, что я даже знала, как нежно шелковится, а совсем не колется его коротко стриженый затылок и как неуправляемы вихры в челке – никакими гелями не поможешь. Я стояла и стояла, онемев, не умея и не желая оторвать взгляд от внезапно обретенного родного лица. Очнулась я только от громких Ленкиных возмущенных воплей. Оказалось, что и Сережа, увидев мое окаменевшее лицо, не удивился, не улыбнулся, а тихо-тихо взял и нежно держал меня за руку. Держал ее двумя лапищами, решив, видимо, сначала поздороваться, а потом так и не отпустив. А еще через пять минут мы уже вовсю целовались, совершенно не замечая огромной толпы студентов и преподавателей, собравшихся на Ленкины крики. Подобного пердюмонокля МГУ еще не знало! Но пусть заткнутся все, кто не верит в любовь с первого взгляда, с первой секунды, первого вздоха, потому что я-то точно знаю, что ЭТО такое. Это хуже, чем цунами, это лучше чем все золото мира, которое бы свалилось на голову самому алчному человеку на земле, это самый сильный наркотик и самые горькие слезы. Через месяц Татаринова, бросив МГУ, уехала из Москвы, с проклятиями в мой адрес и свидетельством о разводе. А еще через две недели, заплатив непомерную по советским временам взятку в двадцать пять рублей (мы просто не могли ждать положенный срок), мы стали законным мужем и женой – Толкуновыми – самыми отчаянно влюбленными молодоженами на свете.
А теперь вот моего брата-близнеца Сережку, после двадцати двух лет брака, пролетевших для меня как один день, видимо, накрыло новое цунами. И мне остается только, как когда-то Ленке, рыдать от бессилия… Хорошо еще, что мне не пришлось наблюдать, как они самозабвенно целуются на глазах у всех наших знакомых, и вообще на глазах у всех… Хотя, если Колюня и Петр Иванович сработают оперативно, то и это зрелище мне будет суждено пережить, хотя бы в виде пошловатой шпионской видеозаписи.