Тень зверя

В том чувстве, которое запускает сердце, наполняя его пламенем, было так мало от этого ощущения собственной бесполезности и разрывающего душу волнения, что овладело ею сейчас.

Якова старалась не кричать, лишь сдавленно стонала, прижимая ладони к пояснице. Она ходила по дому бледная, посеревшая, с запавшими глазами, непривычно молчаливая. Лицо ее, лишенное малейших красок, будто похудело, осунулось, помертвело, и лишь живым блеском сверкали полные боли глаза.

Вэл помнила, как рожали девки в борделе. Ее детские воспоминания, невнятные, почти лишенные эмоций, были скрыты густым слоем тумана, скрадывающим подробности.

Роды были редким, случайным явлением — шлюхи тщательно следили за тем, чтобы вовремя избавиться от нежелательных младенцев. Вытравить ненужное дитя из своей утробы было привычным делом. Настойки трав, купленные у сведущих в женских проблемах знахарок, горячие, почти приводящие к ожогам ванны. Вэл мельком слышала даже о спицах, которые девки засовывали в свое чрево, ненавидя будущего ребенка и предпочитая родам угрозу гнилой смерти от кровотечения и лихорадки.

Но иногда боги решали иначе, и все оказывалось тщетно. Вэл знала это лучше многих: она сама выжила неожиданным для всех образом.

И тогда, закрывшись в дальней комнате, занавесившись тяжелыми, поеденными молью пологами, шлюхи рожали, надрываясь в крике, страдая от боли.

Девочку, путающуюся под ногами, никто не замечал, и однажды Вэл, ведомая любопытством, пробралась в пугающую полумраком комнату. Она увидела разбросанные по полу окрашенные алым простыни, бывшие когда-то белыми, вжалась в угол, наблюдая за царившей вокруг суетой, и подняла глаза на смятую постель. Она увидела широко расставленные мертвенно-бледные бедра, похожие на рыбье брюхо, и кровь, стекающую из промежности протяжно стонущей девки.

Та глубоко дышала, живот ее, казавшийся огромным, колыхался, когда она выгибала спину, цепляясь пальцами за смятые окровавленные простыни.

Кто-то заметил Вэл, и она, получив оплеуху, была вышвырнута из комнаты.

Увиденное не оставило в ней отпечатка, превратившись в часть жизни борделя.

Стоны всегда оставались стонами — будь они отголосками наслаждения или боли.

Сейчас же Вэл трясло. Она наблюдала за мучениями Яковы, и руки ее ходили ходуном. Хотелось щедро плеснуть себе крепкой настойки из запасов Зеффа, но она сдерживалась, понимая, что это будет совершенно излишне.

Зефф, молчаливый и подавленный, сидел за столом, запустив пятерню в волосы и уставившись невидящим взглядом в пылающий камин.

Повитуха, немолодая женщина с грубым лицом, жесткая, но, судя по всему, лучшая в городе, суетилась вокруг Яковы, время от времени отдавая приказы Зеффу, которые тот поспешно и суетливо бросался выполнять под ее недовольным оценивающим взглядом.

— Я просил передать Раза, он знает, — нарушив молчание, вдруг произнес бородач, поворачивая к Вэл лишенное выражения лицо.

— Что передать? Что знает? — Вэл закусила ноготь, опомнилась, понимая, что недалеко ушла от истерики, и торопливо опустила руку на колено.

— Он должен дать имя нашему ребенку, — отстраненно проговорил Зефф с промелькнувшей на лице печалью.

— Имя? — чувствуя себя странно, переспросила Вэл.

— Он наш лидер, — невнятно ответил Зефф, будто это объясняло все на свете. — Но он не придет. Я знаю.

— Почему?

Якова громко застонала, и Вэл на мгновение прикрыла веки, медленно выдыхая. Стон сорвался в полный боли короткий крик, от которого в груди полоснуло будто лезвием.

Пальцы стиснулись в кулаки. Вэл открыла глаза, расслабила руки, проводя вспотевшими ладонями по коленям.

— Мы с ним не в ладах. Давно уже, еще до твоего возвращения, — глухо проговорил Зефф, понуро опуская голову. — А тут я подвел его. Браслет не принес. Да и…

Бородач покосился на свою правую руку, лишенную двух пальцев.

— Глупости не говори, Зефф. Он что, совсем с катушек слетел? — Вэл фыркнула, меряя бородача удивленным взглядом. — Никогда не поверю в это.

— А она же не виновата. Она его ждет, я знаю, — не слушая, пробормотал Зефф. — Вот увидишь, Вэл, он не придет.

Вэл поморщилась, покачивая головой. Раза, которого она знала, был безжалостен и хладнокровен. Но он всегда помнил о своей стае. Это была его натура, а изменить себя невозможно.

Объяснение было всему, даже тому, как жестко он вел себя с Зеффом и Кара по возвращении отряда в город.

За злостью и раздражением, за едкими словами, ранящими глубоко подобно метким стрелам, скрывалось простое человеческое беспокойство. Зефф едва не погиб, выполняя простейшую просьбу, и винить в этом можно было только его беспечность, ну и… излишнюю тягу к алкоголю.

Вэл знала самое главное — Раза, замкнутый и с трудом допускающий кого-то к себе в сердце, давно отвел в нем место для любившего выпить бородача.

И потому она не могла представить того, что с обреченностью в голосе произнес Зефф.

Так мог поступить кто угодно, только не Раза.

Но он так поступил.

ГЛАВА 4