Давно смиряюсь, что запах волка, лезущий в ноздри, стал вторым ароматом Вэл, словно спят они в одной кровати. Сравнение, которое выворачивает наизнанку, но не подобрать лучше.
Ее волосы, ее одежда — все это пропахло чужим для меня, с трудом выносимым запахом.
Не позволяю себе думать о том, во что превращаются их мимолетные прикосновения, когда они остаются вдвоем. Не позволяю себе думать, потому что знаю, с какой силой необходимо волку касаться Валлери. Ощущать ее руки, чувствовать аромат ее волос и кожи и получать ту часть ласки, которая по нраву принадлежит только мне.
Что же, с меня не убудет. Пусть протянет руку и прикоснется к самому краю, посмотрит на яркий свет в окне чужого дома.
Он нужен Вэл хотя бы потому, что рождает в ней свет, который не могу сберечь я. А значит, должен жить. А чтобы жить, он должен быть с Вэл рядом.
Просто потому что такова его природа.
Как и моя.
Извечная жизненная ирония. Кто лучше поймет волка, чем дикий пес?
Вэл знает правила. Мне не нужно объяснять ей, что у нее нет права на ошибку. Я не буду разбираться. Я просто убью волка. Подарю ему одну из тех смертей, что живут в моей голове.
И моя Вторая соблюдает наши писанные кровью условия. Все до одного.
Лишь однажды она преступила черту. А волк преступил свою.
В тот день умер его отец.
Волк узнал об этом в ратуше, в разгар сложного, наполненного рабочей рутиной дня.
— Я должен идти, — говорит он, не смотря на меня. Взгляд бегающий, растерянный. Лицо точно ненормально белая маска. — Мой отец умер.
Стою, чуть склонившись над столом, краем глаза отмечаю, как дрожат его руки. В кабинете только мы — никого лишнего. Волк, я и скрывшаяся в тени Вэл.
— Нет, — отвечаю, рассматривая исписанный корявым почерком лист. Очередной донос от недовольного советника по финансам на излишне сурового Вемира. — Ты уйдешь не раньше, чем закончишь свои дела.
Выпрямляюсь и нахмуриваюсь, показывая, что разговор закончен.
Не задумываюсь над тем, прав ли. Проявлять должное участие по отношению к нему нет никакого желания.
Волк вскидывает голову, сосредотачивает на мне взгляд, глаза узкие, горящие синим. И словно поясницу холодит от чего-то незнакомого, промелькнувшего в потемневшем лице.
— Раза, — называет меня по имени. Наверное, впервые за все время, что мы знаем друг друга. Повторяет, а голос звучит непривычно жестко. — Мой отец умер. Я ухожу.
Крайне интересно.
Оказывается, у него есть характер.
— Нет. Не уходишь, — отвечаю ровно лишенным эмоций голосом. Холодным как сталь. Смотрю не мигая, вижу, как подрагивают уголки губ. Это все, что в окаменевшем бледном лице выдает его состояние.
Хочу, чтобы он сорвался. Хочу так сильно, что зудят ладони.
Открывает было рот, но тут же сжимает губы в тонкую линию. Молчит, не отводя взгляда.
Не замечал в нем раньше такой силы, а оттого улыбаюсь: премерзко, язвительно и уверенно.
Давай же, волк, сделай этот шаг первым.
И он почти делает его. Чувствую злость в накалившемся воздухе, ощущая его Зверя, просыпающегося и скалящего волчью пасть.
— Шейн, я отпускаю тебя. — Вэл неслышно ступает из-за моей спины. — Уходи. Я присоединюсь к тебе позже и помогу решить все вопросы.
Мгновенно задыхаюсь, оборачиваюсь слишком резко, не в силах сдержать охватившую меня ярость. Как вспышка молнии на черном небосводе — она озаряет, показывает весь сокрытый внутри мрак. И стремительно поднимается вверх, будя Зверя.
Жаром окатывает внутренности, ощущаю под кожей движение и стискиваю кулаки, чтобы не дать Зверю овладеть собой.
Этот проклятущий дерзкий взгляд.
Тьма, такая же густая, неотличимая от моей, плещется в прищуренных по-лисьи глазах, ядом разливается за голубыми радужками.
Стихия ее бушует так яростно, как и моя собственная злость, с трудом удерживаемая в рамках.
Она знает правила. Никогда и никому не показывать, насколько она позволяет себе управлять мной. И впервые нарушает негласные законы.
Ради волка.
— Я сказала — уходи, — повторяет для волка, но смотрит на меня. — Сейчас же.
Чеканит слова хлестко, приказами.
И волк уходит. Разворачивается и покидает кабинет, не произнеся ни единого слова. Хлопает дверь, поворачивается ключ в замке.
Послушался ее, а не меня.
Это так показательно и немыслимо, что невероятно смешно. Хриплый смешок против воли прорывается сквозь губы.
Смешно и нетерпимо до грохочущей в ушах ударами сердца холодной ярости.
Дрожь прокатывается по телу, неистовая, овладевающая. Не задумываясь, поднимаю руку и бью Вэл по щеке. Со всей силы. Необычайно громко, кажется, что ладонь свистит в воздухе, прежде чем касается ее лица.
Даже с места не сдвинулась. Лишь отвернула голову, а на лице расплывается алый отпечаток по форме ладони. Не вижу ее глаз, сокрытых упавшими на глаза прядями.
Дышу тяжело. Жду, глотая ярость, едва не задыхаясь окончательно.
Тишина в ответ. А затем она медленно поворачивается и смотрит прямо на меня, даже не мигая. Взглянув в ее глаза, я начинаю по-настоящему верить, что она моя тень. Бледная копия меня. Потому что нет в горящем злостью взгляде ничего, кроме чернильно-черной тьмы.