Тень звука

Он сам, как осень, во хмелю.

Над пнем склонилась паутина,

в хрустальном зеркале храня

тончайшим срезом волосиным

все годовые кольца пня.

Будь с встречным чудом осторожней...

Я встречным «здравствуй» говорю.

Несешь мне гибель, почтальонша?

Прохожая, тебя люблю!

Прохожая моя планета!

За сумасшедшие пути,

проколотые, как билеты,

поэты с дырочкой в груди.

И как пена боев и риска,

Чек. ярлычочек на клею,

к Земле приклеена записка:

«Прохожий, я тебя люблю!»

Строки Роберту Лоуэллу

Мир

праху твоему,

прозревший президент!

Я многое пойму,

до ночи просидев.

Кепчоночку сниму

с усталого виска.

Мир, говорю, всему,

чем жизнь ни высока...

Мир храпу твоему,

Великий Океан.

Мир – пахарю в Клину.

Мир,

сан-францисский храм,

чьи этажи, как вздох,

озонны и стройны,

вздохнут по мне разок,

как легкие страны.

Мир

паху твоему,

ночной Нью-Йоркский парк,

дремучий, как инстинкт,

убийствами пропах,

природно возлежишь

меж каменных ножищ.

Что ты понатворишь?

Мир

пиру твоему,

земная благодать,

мир праву твоему

меня четвертовать.

Мир Солнцу самому,

что гонит мглу, преображает карты,

мир сердцу моему

и миллионам солнечных инфарктов.

История, ты стон

пророков, распинаемых

крестами;

они сойдут с крестов,

взовьют еретиков кострами.

Безумствует распад.

Но – все-таки – виват! –

профессия рождать

древней, чем убивать.

Визжат мальцы рожденные

у повитух в руках,

как трубки телефонные

в притихшие века.

Мир тебе,

Гуго,

миллеровский пес,

миляга.

Ты не такса, ты туфля,

мокасин с отставшей подошвой,

который просит каши.

Некто Неизвестный напялил тебя

на левую ногу

и шлепает по паркету.

Иногда Он садится в кресло нога на ногу,

и тогда ты становишься под носом вверх,

и всем кажется, что просишь чего-нибудь

со стола.

Ах, Гуго, Гуго... Я тоже чей-то башмак.

Я ощущаю Нечто, надевшее меня...

Мир неизвестному,

которого нет.

но есть...

Мир, парусник благой. –

Америку открыл.

Я русский мой глагол

Америке открыл.

В ристалищных лесах

проголосил впервые,

срываясь на верхах,

трагическую музыку России.

Не горло – сердце рву.

Америка, ты – ритм.

Мир брату моему,

что путь мой повторит.

Поэт собой, как в колокол,

колотит в свод обид.

Хоть больно, но звенит...

Мой милый Роберт Лоуэлл,

мир Вашему письму,

печальному навзрыд.

Я сутки прореву,

и все осточертит,

к чему играть в кулак?

(пустой или с начинкой?)

Узнать, каков дурак, –

простой или начитанный?

Глядишь в сейчас – оно

давнее, чем давно,

величественно, но

дерьмее, чем дерьмо.

Мир мраку твоему.

На то ты и поэт,

что, получая тьму,

ты излучаешь свет.

Ты хочешь мира всем.

Тебе ж не настает.

Куда в такую темь,

мой бедный самолет?

Спи, милая,

дыши

все дальше и ровней.

Да будет мир души

измученной твоей!

Все меньше городок,

горящий на реке,

как милый ремешок

с часами на руке,

значит,

опять ты их забыла снять.

Они светятся и тикают.

Я отстегну их тихо-тихо.

чтоб не спугнуть дыхания,

заведу

и положу налево, на ощупь,

где должна быть тумбочка...

Сан-Франциско – Коломенское

Сан-Франциско – это Коломенское.

Это соет посреди холма.

Высота, как глоток колодезный,

холодна.

Я люблю тебя, Сан-Франциско;

испаряются надо мной

перепончатые фронтисписы,

переполненные высотой.

Вечерами кубы парившие

наполняются голубым,

как просвечивающие курильщики

тянут красный, тревожный дым.

Это вырезанное из неба

и приколотое к мостам

угрызение за измену

моим юношеским мечтам.

Моя юность архитектурная,

прикурю об огни твои,

сжавши губы на высшем уровне,

побледневшие от любви.

Как обувка возле отеля

лимузины столпились в ряд,

будто ангелы улетели,

лишь галоши от них стоят.

Мы – не ангелы. Черт акцизный

шлепнул визу – и хоть бы хны...

Ты вздохни по мне, Сан-Франциско.

Ты, Коломенское,

вздохни...

Общий пляж №2

По министрам, по актерам,

желтой пяткою своей

солнце жарит

полотером

но паркету из людей!

Пляж, пляж –

хоть стоймя, но все же ляжь.

Ноги, прелести творенья,

этажами – как поленья.

Уплотненность, как в аду.

Мир в трехтысячном году.

Карты, руки, клочья кожи,

как же я тебя найду?

В середине зонт, похожий

на подводную звезду, –

8 спин, ног 8 пар.

Упоительный поп-арт!

Пляж, пляж,

где работают лежа,

а филонят стоя,

где маскируются, раздеваясь,

где за 10 коп. ты можешь увидеть будущее –

«От горизонта одного – к горизонту многих...»

«Извиняюсь, вы не видели мою ногу ?

Размер 37... Обменили...»

«Как же, вот сейчас видала –

в облачках она витала.

Пара крылышков на ей,

как подвязочки!