Тендровский узел

Вот они, особняки семьи Вольфов – главная усадьба колонии причерноморских немцев. Здесь живет семья старейшины клана и серого кардинала от политики Причерноморья и юга Украины, одного из спонсоров команды Троцкого и Ленина, олигарха сталинских времен. Наследников этого клана энкавэдэшники Сталина расстреляли сначала в 1934-м в Николаеве, а потом и в 1937 году на Березанщине, объявив одних английскими, а других немецкими шпионами. Власть, передававшаяся из поколения в поколение, вдруг потеряла прямых наследников мужского пола. Фактически к началу войны кланом стали править женщины, с чувством ненависти относившиеся к советской власти.

По окончанию войны в Очакове осталась только средняя дочь клана – Полина Белая, жена геройски погибшего в самом начале войны красного командира, она же и объединяла оставшихся женщин рода до конца 1960-х годов. В Бейкуше выжили только женщины и дети, успевшие сменить немецкие фамилии на украинские и русские. Участие дедов в начале войны в рядах Красной Армии и тяжелые ранения спасли некоторые семьи от репрессий, в том числе и нашу. Зная судьбу клана и почти 45 тысяч причерноморских немцев, я давно задумался о том, как спасти хоть несколько тысяч людей, каждого из которых, по списку, в будущем будет отлавливать и физически уничтожать всесильный КГБ Советского Союза. Именно таковой оказалась цена предательства и стоимость ВОЕННО-МОРСКОЙ БАЗЫ – КРЕПОСТИ, прикрывающей устье Днепра.

Часть II

Глава 1 Великий комбинатор, или один из детей лейтенанта Шмидта. Нет, не Шмидта – Александра

Шаланда, подошедшая к деревянному пирсу, с некоторым трудом нашла себе место среди нескольких аналогичных судов и почти двух десятков баркасов.

Длинный, глубоко вдающийся в воды лимана пирс и берег рядом напоминали муравейник. В отличие от пирса в Одессе или Николаеве, здесь все словно в настоящем муравейнике. Мужчины, женщины и дети, все словно в униформе, в однообразных, серого цвета мешкообразных робах и платьях, сшитых из парусины. Непременный атрибут одежды всех – жилетка с серой меховой оторочкой из волчьего меха. Несмотря на жару, некоторые местные жители щеголяют короткой открытой меховой жилеткой из того же волчьего меха. Южное солнце уже начало припекать, а здесь все, несмотря ни на что, в шляпах и платках. Женщины еще и в передниках.

Хотя наши матросы и морпехи почти как и местные одеты в морские робы из серой парусины, высадившийся с нашей шаланды взвод выделялся своей явной чужеродностью. Идти в логово «кинбурнских волков» без сопровождения я опасался, очень возможно, что где-то в каком-то зале висят портреты Гитлера или Геббельса и даже штандарт нацистский.

Вокруг все в работе, и даже маленькие дети чем-то заняты. Словно нет войны. Вокруг немецкая речь, в которой проскальзывает достаточно много украинских слов. Немецкая речь с украинским сленгом это что-то особенное.

Вообще колонии немцев-колонистов считаются своего рода образцом коммуны Ленина. Убрали из патриархальной немецкой общины национальность, религиозность и как религиозный анахронизм понятие семьи. Остались немецкий порядок, дисциплина и вера в руководителей. Именно поэтому уже с трехмесячного возраста ребенка отправляли в ясли, а матерей вновь использовали как равноправную рабочую силу и подругу мужчин коммуны. Так появляется система воспитания детей партии сначала в яслях «Красное солнышко», потом в садике-интернате и уже далее в детдоме-училище, с последующим направлением туда, куда пошлет партия и комсомол. Такие дети, словно дешевый одноразовый патрон, о котором некому вспоминать и которому не о ком вспоминать, кидались в топку войн за революцию без сомнений.

Отдельно, слегка на возвышенности, возле какого-то деревянного строения под навесом, за деревянным столом, на лавочках восседали четверо стариков с седыми, аккуратно постриженными бородками. Возле каждого, у ног, словно маршальские жезлы, прислоненные к лавочке или стенке сарая, стояли посохи с характерной немецкой закругленной ручкой.

Напротив стола с виноватым видом, в холщовых штанах, босой, но в волчьей меховой жилетке, застегнутой вверху на одну пуговицу, стоял и выслушивал наставления старших малец лет шести от роду. За его спиной тоже в меховом жилете стояла босоногая четырехлетняя девочка. Парочка детей в своих жилетках явно выделялись среди сверстников.

С моим появлением наставления закончились, и теперь все обратили внимание на меня и мое сопровождение.

– Здравствуйте, – здороваюсь со стариками. Возможно, это не старейшины, но и в колонии явно не последнее место занимают. Все в волчьих меховых жилетках, стараются сделать значительный вид, пряча заинтересованность за невозмутимостью. Каждый взял в руки посох, приосанившись, словно надев мундир.

– Й тобі не хворати. Здоровья товаришу красному командиру. Що сталось, яким це вітром до нас з’явились, та щей з такою охороною. – Украинский язык с немецким произношением самого старшего из стариков звучал шокирующе и непривычно.