Тендровский узел

– Я, Прохоров Иван Александрович, был сдан в детдом дворником Прохором, от него фамилия, после смерти моей матери от тифа, в возрасте примерно семи лет. Имя получил в честь деда Ивана, по отцу, а отчество – по имени родного отца, родом из этих домов и рыбацкой семьи. Отец служил в Доброфлоте, на Севере, и по болезни оказался в госпитале, где его встретила мать. Потом он вновь оказался в госпитале, заболев чахоткой. После смерти отца мать вернулась домой в Петербург, где я и родился. От отца остались только рассказы матери о том, что на Черном море, на косе напротив Очакова, в двух трехэтажных особняках живут его родные дед, бабушка, сестра Соня и младшие братья. Была еще фотография, где были сфотографированы его родители, сестра и он. Но потом, в детдоме, фотографию отобрали и сожгли, поскольку на ней были буржуи. После детдома я был зачислен в училище Фрунзе, где учился на вахтенного офицера. Далее служба на кораблях, и только в прошлом году я оказался на Черном море, – закончил я свою историю, похожую на историю Великого Комбинатора, сына турецко-поданного, и по одной из его легенд – сына лейтенанта Шмидта.

Вначале, казалось, равнодушное лицо старика, смотревшего на огонь камина, изменило свои черты. Лицо обострилось, взгляд равнодушных, ранее смотрящих за спину глаз изменился, теперь цепкие с прищуром глаза сфокусировались на моей особе. Словно хищная птица оказалась передо мной. Пальцы рук сидящего напротив человека сжались, впившись в подлокотники кресла.

В комнате повисла напряженная тишина. Полминуты как минимум ранее активно общающийся со мной лидер общины боролся с собой.

Представляю бурю чувств в глубине души сидящего напротив человека. Я бы тоже, думаю, пережил настоящий шок, получив хоть и устное, но письмо из прошлого.

Кто-то может сказать, что врать нельзя. Согласен, нельзя. Никаких угрызений совести в этом случае не вижу, детдомовец, не имеющий семьи, в данном случае только выигрывает.

– Что-то не так? Неужели здесь нет стариков, которые помогут найти мне рыбацкую семью, в которой пропал сын и брат Александр во времена царской войны? – постарался я смягчить и словно бы упростить существо вопроса.

Старик, сидящий напротив, вышел из ступора. Посмотрел, будто заново увидев. Вытянул в сторону руку с длинными пальцами, распрямил ладонь и согнул большой палец под углом девяносто градусов, основание которого, словно на шарнире, вывернулось в сторону. Потом палец согнулся еще на девяносто градусов, создав настоящий зигзаг.

Знакомые с детства движения всегда помогали убивать время. Эти же движения пальцев рук пришли за мной и в эту эпоху. Мгновение – и напротив руки старика возникла другая рука с похожим жестом.

Собеседник встал, подошел к крышке камина и нажал звонок. Через несколько мгновений в дверь зашел стоящий у входа крепыш. Несколько предложений на немецком языке, и мы вновь остались вдвоем.

– Сейчас придут несколько старейших жителей нашего поселка. Возможно, они помогут тебе с твоим вопросом, а пока постой у окна. Мне надо будет задать им несколько вопросов. Да, еще один вопрос, как у тебя с немецким языком? – жестом он указал, к какому окну подойти.

– Никак. Немецкий не знаю. – Я его действительно не знаю. Подхожу к окну.

– Ты крещеный? Жена есть? – начал допрос собеседник.

– Крещеный. Так Прохор говорил. Есть двое детей, и жду третьего. Женат вторым браком.

– Венчаны? В Бога веруешь?

– Не венчаны. Верующий, однако в церковь не хожу. Не те времена, чтобы по церквам ходить.

– Значит, живешь в разврате. Жена – она от Бога и от родительского благословления. Все остальное блуд, и дети от блуда. Не наследники, – в старике проснулся верующий человек и глава семьи.

Меня поставили в самую освещенную часть комнаты и заставили ждать.

Через четверть часа в комнате уже находились трое стариков и две высокие жилистые седые женщины. На столе перед ними развернулся веер фотографий, меня вновь заставили показать комбинацию пальцев. Наконец в присутствии группы стариков на столе передо мной положили шесть групповых фотографий. Две фотографии знакомы.

Не колеблясь, достаю первую и показываю пальцем на молодую девочку – Полина. Откуда знаю? Не могу сказать. На второй показываю Александра и Соню, называя по именам, они на фото явно с родителями, рядом с ними еще двое мальчишек – братья отца. Знакомая фотография семьи.

Все! Большую информированность показывать нельзя, как бы не завраться. Да и нет у меня больше знаний по фото. Вновь отхожу к окну. Фотографии пошли по рукам общающихся в комнате людей.

На этом события в гостиной не закончились.