Тенета тьмы

Она рыпнулась и с ужасом увидела краем глаза могучее плечо, забранное ремнями, и широколобую бычью голову с короткими темными рогами.

Когда ее паковали в колючий, воняющий мышами мешок, у нее не было сил даже вынуть ножик.

– Ах, это вы добрый маг! Таки доброго здоровичка! Проходите, устали поди с доро…

Червень подступил незаметно, как собственная горбатая тень. Маленькая ручка оказалась неожиданно сильной. Укол рыбьей кости – и пожилая гномка подавилась приветливой речью.

Из полуоткрытого рта плеснуло темной, густой кровью, и тетя Циля, недоуменно округлив глаза, пошатнулась – и осела на выскобленный каменный пол пестрым кулем двергских одежд.

Червень хозяйственно вытер оружие о занавеску у входа и склонился, приглашая господина войти.

Мрир аккуратно переступил через тело, чтобы подол длинной мантии не запачкался в крови. Двумя руками он удерживал нечто увесистое, округлое. Замотанный в ткань косматый ком, торчащий наружу глянцево-черными членистыми ногами, выглядел недружелюбным.

– Проходите, добренький господин, – засуетился Червень, следуя за Мриром. – Тут съедобненькое, я издалека чуял.

Он загремел горшками и кастрюлями. Сдвинутая крышка впустила в комнату с низким потолком плотный аромат мясного варева. Червень быстрым червяком юркнул к полкам, добыл хорошо укупоренную бутыль и потащил к волшебнику, счастливо улыбаясь. Но укутанный паук заскрипел так резко и страшно, что горбун поспешил отпрыгнуть и едва не выронил свою ношу.

– Не извольте серчать, господин паук!

Сильная ладонь мага бесстрашно огладила черные ядовитые щетинки.

– Это не паук. Вовсе не паук, нет… он просто так выглядит. Но мы сейчас исправим это. Ты поймешь. Циля… ей все равно осталось недолго. Лет тридцать… сорок. Все они смертны, все, кого Сотворитель выдохнул позже эльфов… а справедливо ли это?

– Я – Аэктанн, – глуховатым, будто усталым голосом выговорил ком косматой тьмы. – Я – лучший.

– Наиллирис, такая прекрасная, такая надменная, – продолжал Мрир, не слушая голоса паука; он словно ушел за своими странными мечтами, – Наиллирис Мудрая, Звезда Небес, сколько у тебя имен…

– Я хочу меняться, – скрипнул паук.

Мрир словно очнулся.

– Лучший, лучший… Ты лучший. Да. Верно, мой мальчик. И ты будешь меняться, чтобы стать идеальным.

Мрир кругом обошел небольшую комнатку гномки, близоруко вглядываясь в темень. Осмотрел висящий на стенах богатый хозяйственный скарб, покивал чему-то своему.

– Славно… Ты лучший, и мы заставим весь мир, все миры признать это. Видишь ли, дитя… не одним же эльфам править, верно? Мы, маги, сотворены так, что на нас наложены определенные ограничения…

Он кивком показал на висящую на стене громадную латунную лохань, которую с одинаковым успехом можно было использовать и для варки сидра, и для купания. Червень подставил скамеечку и заскреб пальчиками по стене, подбираясь к надраенной емкости. Снял, балансируя, с натугой спустил с верхотуры и по указанию Мрира установил в центре комнаты на широком толстенном столе, скроенном под рост гномки. Волшебник неспешно покивал, поглаживая паука. Паук смотрел внимательными ледяными глазами, вертикальные зрачки в которых широко расплылись в темноте.

– …Так вот, мы, маги, не можем убивать… сами. Такие как я – не могут. Защищаться – да. Убивать… Я присягал в непричинении зла. Наиллирис, прекрасная Наиллирис… Да что теперь говорить о тех златых временах? Главное в том, что нарушь я этот канон, меня покинет и сила, и, возможно, жизнь… по крайней мере, пока мы тут, в ладонях Сотворителя Эалы. Поэтому мне нужен ты, мой славный. Я учел ошибки своего прошлого. Я учел… Я хотел перевернуть этот мир силами этого же мира. Теперь будет иначе. Будет иначе… благословен тот день, когда я познал, что миров множество…

Он подошел к лежащей навзничь гномке и, не выпуская из рук Аэктанна, протянул руку и выщупал пульс на крепкой морщинистой шее.

– У тебя верная рука, маленький… приятель, – одобрительно кивнул он. – Искра жизни еще теплится… сейчас мы используем эту бедную женщину. И изменим тебя, мой сынок… а ты сынок мне, вне всякого сомнения, не по рождению, по духу… ты исказишься, да. Исказишься от замысла твоей матери, обретешь свободу плоти и мысли. И будешь делать то, чего не могу я. Для меня. Со мной.

Гномка теперь лежала в лохани, и маг задумчиво глядел на ее залитую кровью одежду. Потом посадил паука на едва живую тетушку Цилю.

– Я буду убивать. Много, – сказал Аэктанн – и по кивку Мрира всадил жвалы в запрокинутое бледное лицо гномки.

Густые клубы странных зелий окутали комнату. Червень, который насмотрелся разного, трясся в углу, но трясся он не впустую – отличная снедь, наготовленная Цилей, помогала ему скрасить ожидание. Мрир издалека водил руками, будто вылепляя что-то из паука, плотно присосавшегося к несчастной гномке. Временами Аэктанн скрипуче взвизгивал, сыпали искры, в помещении нестерпимо воняло.