Тенета тьмы

– Не стоит искать зло далеко за рубежами, когда его много в собственном доме. Это приплод Цемры, – ответил Тайтингиль. – Демона, изначально рожденного в нашем мире. Я выступил против неё вместе с орком, и мы победили. Матерь Хаоса больше не появится под нашим солнцем. Но остались ее отпрыски. Мрир давно ли был тут?

– Давно, витязь. Проводи своих гостей в дом, я кликну людей. – Гленнер направился к медному гонгу, висящему на ветви дуба. Орк сглотнул – смотреть, как двигается искалеченный эльф, было мучительно больно.

– Людей, – сказал Лантир с оттенком презрения.

– Расист, – подытожил Котик. – Тай…тингиль, мне бы водки немного, – нерешительно прибавил он.

Гленнер и Лантир переглянулись.

Тайтингиль определенно не был ни помещиком, ни мещанином. В его замке жили просто. Камень стен и полов, серый, но притом неуловимо теплый изнутри, будто живой; темное драгоценное дерево мебели и кованые скамеечки и столики, на которых ажурно переплетались ветви, птицы и цветы, вешалки из рогов, окованные начищенной медью сундуки.

Чтобы добыть воды, Котяра окликнул местную поселянку, направлявшуюся к колодцу с деревянным ведерком. Миловидная человеческая девушка закричала и побежала; Котяра догнал и муркал, муркал, муркал, стыдливо прикрывая лапищей клыки и изо всех сил стараясь встать так, чтобы не было видно прицепленной к поясу секиры… Муркать пришлось дольше, чем Котик привык с москвичками. Девушка краснела и бледнела, потом несмело отдала ведро и пошла показывать орку колодец.

Это была победа.

Тайтингиль слушал, как неисправимый Котяра осыпает поселянку изысканными комплиментами, и чуть улыбался. Гленнер смотрел напряженно, словно закаменев всем телом.

Дальше стало проще. Информация о том, что странный орк – ручной («Я знаешь какой р-ручной? Я такой р-руч-ной!» – сиял Котяра, поселяночка смущалась), разошлась быстро. Московские рекламные навыки пригодились; еще пара дней – и она наверняка захочет проверить, пр-рове-рить! – планировал оруженосец.

Сбившиеся в кучку женщины оторопело смотрели, как клыкастая громадина плещет воду в большую жестяную емкость и ставит на огонь, шурует по кастрюлям. Когда орк спросил, нет ли водки, кто-то даже подхихикнул. Начали искать. Девчонка посмелее потрогала секиру.

«Человеческие девочки все же попр-роще эльфиек», – подумал Котяра.

И тут же спешно убедил себя, что он – ни в коем случае не расист.

Витязь меж тем простерся на широком жестком ложе, закинув длинные руки за голову. Тело ныло и даже не просило – требовало отдыха.

«Понравится ли тут Ирме? Нет телевизора. Электричества. Душевых кабин тоже нет, и нет работы, которая вздевает ее с постели пять дней из семи. Вместо всего этого будет лошадь для прогулок, много земли для роз, девушка для разной мелкой женской помощи… и я. Понравится ли тут Ирме?..»

Тайтингиль закрыл глаза и расслабил мышцы. Надо было отдохнуть и восстановить силы. Но никак не выходило, будто что-то мешало. Даже привычное касание к душам родных дерев не приносило желанного успокоения. Да, кровь дракона решила бы проблему. Но…

Он вытянулся, привычно заслоняя глаза локтем.

– Витязь, – мягко позвал орк. – Я водички тебе погр-рел. Ну не мыться же холодной в этом вашем… феодализме… Хоть упр-равляющую компанию тут создавай…

Он сам уже был умытый, неожиданно посвежевший к вечеру, сияющий своими яркими глазами, держал в руках лохань и кувшин, на плече была свежая повязка, а поверх нее – расшитое полотенце. Безмолвный, словно тень, Гленнер смотрел в раскрытую дверь из тьмы коридора. Смотрел, как теплая вода из кувшина щедро льется на подставленные узкие жесткие ладони и дождем падает на траву.

После ужина Потрошитель Азар беззаботно валялся на высоченном стоге сена, заботливо утеплив организм прихваченной со двора попоной. Плотные яства приятно распирали желудок. От повязки на плече, наложенной заботливыми местными девочками, поднимался роскошный спиртной дух, вызвавший в памяти беломорские приключения и особенно северную деву с тугой русой косой.

Маруся гладила его тогда по спине и жарко шептала в ухо всякое – и у немного хмельного Котяры замирало в груди так тревожно и сладко, как не бывало ни с одной из его гламурных столичных подружек. Поутру у него дрожали коленки, и вовсе не от выпитого. Мастер Войны глянул цепко, повел тонкой бровкой. Он все понял – и очевидно позавидовал.

Вот же жаба, а!

Маруся была особенная. Все ее тело, гладкое, как литое, источающее запахи диких трав и свежего женского пота, звало, хотело и манило, и Котяра льнул снова, всхлипывая, ойкая – и иногда, кажется, крича в голос.

«Вижу: ты, Димка, хохочешь с ними, а глаза вон грустные. Боишься. А ты не бойся. Чему быть, того не миновать, а удача веселых любит».

Котяра проводил взглядом очередную поселяночку. Нет, не то, все не то…

И вдруг он увидел, как Ринрин и дверг спускались с холма. Орк вскинулся и громким мявом воззвал к Тайтингилю.