Теневая история Евросоюза. Планы, механизмы, результаты

Как писал французский исследователь Р. Эрноудт, государство-нация предстаёт сегодня как «единственный бунтовщик» против механизма глобализации, поэтому его необходимо «лишить его сущности и разрушить, сделать так, чтобы экономика доминировала над политикой, а не наоборот»[120]. С 1990-х гг. крайне популярными стали концепции «растворения», «размывания» или «эрозии» национального суверенитета. Само государство подвергается критике за его неспособность обеспечить эффективность управления, за отсутствие гибкости и чрезмерную забюрократизированность, а его упразднение представляется как неизбежная и объективная тенденция развития.

Действуя в соответствии с логикой дробления и фрагментации геополитического пространства, глобальные элиты делают ставку на всё местное, локальное, которое становится его опорой. Как пишет французский исследователь Л.-Ж. Кальвэ, «пыль слабых государств никоим образом не беспокоит мировой рынок, она скорее ему благоприятствует (движение капиталов, налоговый рай и т.д.). Глобализация поощряет микронационализмы, племенное деление и лингвистический национализм». Поэтому «бунтующие» регионы и сообщества, «пробуждающиеся» этнические и другие меньшинства становятся её объективными союзниками и опорой. Не случайно в исследованиях утвердился новый термин «глокализация».

Речь в данном случае идёт о регионах, о различного рода меньшинствах, местных органах власти, мелком бизнесе и пр. С помощью соответствующих инновационных методик, включающих финансовую привязку и психологическую обработку, наднациональные структуры направляют всю энергию локальных элит и региональных движений в антигосударственное русло. Таким образом, интеграционные процессы на верхнем европейском этаже сопровождаются интенсивной дифференциацией на нижнем уровне, для которых институты ЕС выступают в роли высшего арбитра.

«Расчистка поля» для утверждения глобального рынка в Европе осуществляется руками немецких политиков. Германии принадлежит главная роль в перестройке европейского пространства, которую она осуществляет путём реализации своей модели федеративного устройства в других государствах Европейского союза. Названий у «строящейся» Европы существует множество («Европа регионов», «Европа без границ», «Европа измерений»), но сутью стратегии является одно: выделение автономных регионов в качестве опорных структур интеграции, на основе которых должна быть создана неинституционализированная сеть трансграничного сотрудничества, покрывающая собой всю европейскую территорию и фактически снимающая проблему пересмотра послевоенных государственных границ. В будущей Европе они будут размыты и заменены границами функциональными, признающими только один критерий — экономическую эффективность, обеспечивающую конкурентоспособность тех или иных субъектов развития.

В реализации этой стратегии «германизации» можно совершенно чётко выделить три направления:

1) децентрализация государственной власти (федерализация, регионализация, в английском варианте — деволюция) с целью передачи регионам максимальных полномочий и закрепления их прямых отношений с институтами ЕС;

2) создание трансграничных регионов и других форм межрегионального сотрудничества для размывания границ и обеспечения горизонтального «срастания» регионов;

3) защита прав этнических и национальных меньшинств с целью достижения их автономии и создания самостоятельных этнических регионов (проект «Европы племён»).

Как конкретно и с помощью каких структур и механизмов осуществляется фрагментаризация европейского континента и к каким последствиям она ведёт?

Децентрализация или регионализация национальных государств, которую сейчас многие исследователи называют «тихой революцией», родилась из «региональной политики» ЕС, которую тот стал проводить с начала 1970-х гг. в связи с необходимостью выравнивания и преодоления разрыва в развитии отдельных регионов в условиях возникновения общего рынка. Тогда было принято решение о создании Европейского фонда регионального развития (ЕФРР) для оказания помощи слабым регионам и Комитета по региональной политике. Однако реальное воздействие их оставалось слабым и незначительным и никак не способствовало преодолению начавших расти диспропорций, которые после кризиса 1973-1974 гг. только усилились.

С начала 1980-х гг. в связи с переходом к неолиберальной стратегии в региональной политике стартовали серьёзные изменения. Новый курс на превращение конкурентоспособности в ключевой принцип экономической политики и ограничение социально регулирующей роли государства привели к тому, что проблему навёрстывания в развитии отдельных регионов стали связывать не столько с их финансовой поддержкой, сколько с их возможностью самостоятельно решать свои проблемы. Это поставило на повестку дня задачу передачи им широких функций и полномочий.