Теневая лампа. Книга четвертая (ЛП)

Бенедикт никогда раньше не передвигался в паланкине (хотя их все еще можно иногда увидеть в Англии; в основном, их используют пожилые вельможи). Поначалу мерное покачивание его слегка смущало. Однако вскоре он втянулся в ритм, и путешествие ему даже понравилось. Каждое кресло несли четыре раба; за ними следовали четыре пеших жреца, а потом еще шесть рабов с корзинами, наполненными едой и питьем на весь день.

Они неторопливо двигались от реки вверх к холмам пустыни, начинающимся сразу за зеленой полосой орошаемых полей. Уже в пустыне повернули на юг, огибая подножье скал, и вошли в каньон, он же вади. Чем дальше они продвигались, тем уже становилось ущелье — временами паланкин даже задевал стены, но потом стало пошире. Здесь каньон разделялся на два рукава.

Процессия остановилась. Неподалеку стоял большой шатер и несколько хижин поменьше; другие жилища располагались там, где ущелье расширялось. Это тоже были шатры, но другие: деревянные рамы, обтянутые грубой тканью и крытые сухими пальмовыми листьями. Там жили рабочие, художники и каменщики, занятые на строительстве гробницы Первого жреца. Вход в саму гробницу представлял собой простое прямоугольное отверстие, высеченное в известняковой стене ущелья.

— У царей и цариц есть свои священные долины, — весело объяснил Анен. — Здесь мои владения. — Он властно махнул рукой вдоль каньона. — Здесь будет жить моя Ка до тех пор, пока не закончится само время и на земле не воцарится рай.

— А что потом? — Бенедикт задал вопрос, выслушав перевод.

— Прости за дерзость, Анен, но мой сын хочет знать, что будет потом? — спросила Сяньли.

Первосвященник рассмеялся.

— Потом? Потом мы будем жить в раю! — Указав на дверь гробницы, он сказал: — Хотите посмотреть?

ГЛАВА 18. Искушения больше нет

Анен, верховный жрец Амона, стоял, прикрывая глаза от солнца, и смотрел на сверкающие вершины скал, на орла, кружащего высоко в небе. Тень птицы мелькнула на стене вади.

— Гробница будет запечатана до конца времен, — заявил он, — а после я выйду и займу свое место среди бессмертных.

Сяньли перевела ответ сыну. Бенедикт кивнул и спросил:

— Нам можно войти внутрь?

— Так мы для этого и приехали! — со смехом ответил Анен. Он дал знак одному из слуг принести лампы и послал вперед освещать путь. Затем, осторожно перешагнув приподнятый порог, он провел своих гостей через дверной проем и вниз по крутой лестнице на нижний уровень, в небольшую, похожую на чулан прихожую. Из нее отходил короткий коридор; он вел в большую прямоугольную комнату с высоким потолком. Помещение высекли в мягком известняке; стены отшлифовали и оштукатурили, а белую стену украсили сценами из жизни на берегу реки: мальчики ловят рыбу, мужчина моет рогатого буйвола, девушки пасут гусей, женщины пекут хлеб и варят пиво, рабы собирают и молотят зерно. Сюжетов было много. Куда бы они ни посмотрели, повсюду были картины. Если где-то оставалось пустое место, его заполняли иероглифами.

— Чудесно! — воскликнула Сяньли.

— Это потребовало большого времени, — жрец обвел рукой помещение, — и очень больших расходов. Но мне будет приятно проводить свои дни среди обычных работящих людей.

Дверной проем вел в другое помещение. Бенедикт спросил:

— А что там?

Сяньли перевела вопрос, и Анен торжественно проговорил:

— О, это особое место! Пойдем, я тебе покажу.

Они перешли из главного помещения в гораздо меньший по размеру отсек; здесь все стены также были заполнены картинами, но уже совершенно иными по сюжетам. Некоторые росписи были закончены, но другие все еще находились в работе: четыре художника работали под руководством мастера, переходившего от одного к другому, исправляя рисунок — здесь он придавал немного другое выражение морде теленка, там поправлял изгиб лошадиной шеи. Художники работали при свете больших масляных ламп; здесь же рабочие заглаживали стены, смешивали краски или готовили кисти. В неподвижном воздухе пахло пальмовым маслом и стоял металлический привкус штукатурки и тесаного камня.

В стороне стоял простой саркофаг; без украшений, высеченный не из гранита, а из белого известняка, он казался почти незаметным среди суеты живописцев и их творений.

При внезапном появлении Верховного жреца мастер-художник дал команду, и все рабочие отложили инструменты и преклонили колени перед своим знатным заказчиком. Анен поднял обе ладони высоко над плечами и произнес несколько слов; художники встали, поклонились и возобновили работу. И какую работу!

Потолок комнаты был окрашен в темно-синий цвет и усеян звездами; стены, поделенные на секции, содержали сцены из жизни Анена. На одной жрец был изображен в виде молодого широкоплечего человека; стоя в лодке, он ловил желтобрюхого окуня с помощью зазубренного гарпуна, а ленивые зеленые крокодилы и серо-голубые гиппопотамы наблюдали за ним с песчаной отмели. Другая сцена изображала его стоящим в храме перед Амоном, вручавшим жрецу анх бессмертия.